На Калиннике лопнула по всем швам Васина гимнастерка. Барон щеголял в штанах Сирика, едва закрывавших ему колени. Голые икры Троша были пегими из-за грязных пятен, оставшихся от жирных черноземных брызг. Игорь Козин, подтянув к ушам застегнутый ворот чьей-то гимнастерки, мешком обвисшей вокруг его худощавого торса, вопрошал:
— Где колхозный бугай, коему я должен вернуть его собственность?
Им оказался плотный рыжий крепыш Боря Резников, который с радостью забрал свою одежду.
Калинник выговаривал Васе:
— Глянь, что ты сделал с моими штанами, господин Архимед! Не мог поосторожнее?
— Я их и так подпоясал чуть не под мышками. Куда уж осторожнее?
Манюшка в шутки не встревала. До завтрака оставалось около часа, она ушла в свою палатку, уткнулась лицом в подушку и собралась горько переживать: эх, дура-баба, зачем полезла в мужицкое дело, первое же испытание — и с копыт долой… Но развить эту многообещающую самоедскую мысль не успела: ее разом, одним рывком погрузил в себя вязкий обволакивающий сон.
Разбудила ее Вика.
— Ой, Маша, что ж ты делаешь? Проспала все занятия, уже на обед протрубили, а ты все спишь. Нагорит тебе.
Заканчивалось построение на обед. Манюшка встала в строй одной из последних. Капитан Тугоруков внимательно посмотрел на нее, но ничего не предпринял. Матвиенко, стоявший рядом, вполголоса сказал:
— Ничего не бойся: мы тебя прикрыли — и сверху, и с хвоста.
За столом Комора, скривив губы, бросил, ни к кому не обращаясь:
— Военная служба не для баб. Кишка тонка.
Манюшка, покраснев, опустила глаза: эта мысль не давала ей покоя с самого утра. Из нее напрашивался горький вывод: надо быть честной и освободить чужое место. Неприятно только, оскорбительно было услышать это из уст Коморы.
— Чепуха, — сказал Вася, пытаясь вилкой выковырнуть мозг из толстой кости.
Манюшка посмотрела на него с надеждой. Особую убедительность его возражению придавала именно вот эта мимоходность.
— Чепуха и глупость, — продолжил Матвиенко, трудясь над костью: теперь он пытался выбить мозг в ложку. — Тренироваться надо. Физические данные, если человек не больной, — дело наживное. Вот если моральный дегенерат — это, увы, непоправимо.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Барон на свидании. Смятение
Наконец Вика добилась своего — Манюшка устроила ей свидание с Трошем. Почти полтора месяца она увертывалась, обещала впустую, тянула и волынила. Все средства саботажа были исчерпаны, а Вика — нежная тихоня с большими голубыми глазами, как у девочки-куклы Мальвины — похоже, становилась все нетерпеливее. Она заявила, что если Манюшка в ближайшие два вечера не сведет ее с возлюбленным, то придется ей самой заняться этим.
— Если ты первая подойдешь к нему — это будет равносильно капитуляции, — непререкаемо, словно делясь личным опытом, заявила Манюшка. — А Барон — малый не промах, сразу потребует контрибуцию.
— А что мне еще остается, Марий? — смиренно опустила длинные, подкрашенные тушью ресницы Вика. — Ты же не хочешь помочь.
Ультиматум возымел действие. После обеда Манюшка сказала Трошу:
— Уложишь отделение — приходи к сосне-матери. Разговор есть.
— Что за разговор, княгиня? — насторожился Барон.
Она знала, что Калинник и Матвиенко врезали (словесно, конечно) Трошу за то, что он ради личного рекорда бросил товарища во время марш-броска. Барон дважды порывался объясниться с ней по этому поводу, но она оба раза обрывала его и прогоняла прочь. Поскольку речь шла о ней, Манюшка оправдывала Троша: предположим, они выполняли бы боевое задание и тогда он просто не вправе был сорвать его из-за нее. Вот такая логика.
— Разговор не обо мне, — успокоила она Барона.
Сосна-мать — огромное, в два обхвата, раскидистое дерево — стояла на опушке бора. От палаток к нему можно было пробраться кустами. Сюда спецы в перерывах между занятиями прибегали сделать втихаря пару затяжек или посекретничать в неположенное время.
— Барон, я могла бы устроить вам свидание с молодой виконтессой Викой, — взяла сразу быка за рога Манюшка.
— Это что за Вика? Что-то я не припомню знакомых виконтесс с таким фуражным именем.
— Ну, наша зубодерка, черт возьми! Какой вы недогадливый, барон.
Трош деланно зевнул.
— Эх, княгиня, из-за какой-то плебейки вы лишаете меня сладостных минут сна.
— Вы нахал, барон. Я же вижу, какие взгляды вы бросаете на эту «плебейку» при случае.
— Ну, взгляды… — Трош слегка смутился, и Манюшка поняла, что нечаянно подловила его. — Я считаю своим мужским долгом бросать взгляды на любую юбку от пятнадцати до тридцати лет.
— Ах, так! Значит, она тебе — как любая юбка. Я, выходит, ошиблась. Тогда разговор окончен. Я ведь не за себя хлопочу, а раз тебе не нужно… Ладно, не будем больше терять драгоценного времени, пойдем, вздремнем минут по шестьсот.
— Одну секундочку, княгиня. — Трош горделиво вздернул голову. — В роду баронов фон Трошей не было ни одного идиота, который отказался бы от свидания с девушкой. Когда и где?