Тропинки к паучьим гнездам

Вьетнамец неуверенно подошел к берегу реки и прошелся вдоль него несколько десятков метров туда и обратно. Нет, вроде все чисто. Ни один куст не шелохнулся, несмотря на то, что я и Костя усиленно просматривали из биноклей оба берега. Я дал знать второму проводнику, чтобы тот вышел и помог вытащить лодку, спрятанную в чаще леса. Когда оба проводника поставили лодку на воду, Костя под моим прикрытием вышел и сел в нее. Затем я встал и с трудом, под прикрытием Кости, страховавшего меня из лодки, засеменил к реке. Мне было трудно передвигаться. Меня ранило в плечо, а вдобавок ткань моих штанов на правом бедре покрылась толстой коркой засохшей крови, которая первое время обильно сочилась из мешка с остатками Шукшина, и потому образовалось что-то наподобие жесткого каркаса, натирающего ногу при каждом движении. Костю ранило тоже, но его рана, хоть и выглядела устрашающе и кроваво, мешала ему меньше. При отступлении срикошетившая пуля, разорвав мочку правого уха, скользнула вдоль щеки к подбородку. Рана страшно зияла и кровила, но не мешала передвигаться и, хотя в условиях тропиков под действием высокой температуры и влажности раны нагнаиваются очень быстро, все-таки мы были почти у цели. А это значило: максимум, что может быть в последствии – это шрам на лице. Зная Костю, думаю, что его это особо не должно было беспокоить.

Нам повезло, и когда мы достигли середины Хыонга, я расслышал сзади вздох облегчения. Это Костя за моей спиной шумно перевел дух.

Проводники усиленно гребли, особенно не заботясь о нашем комфорте. Да нам он был и не нужен. Я сел на дно лодки, прислонившись спиной к ее борту. Костя же внимательно следил за приближающимся берегом.

Советский лагерь на левом берегу Хыонга, специально сооруженный для диверсионных групп, был небольшим и не очень бросался в глаза. На первый взгляд – обычная вьетнамская деревня, с грязными свиньями, невзрачными вьетнамцами и крикливо-худыми малорослыми вьетнамскими петухами. Но для нас это был рай!