Читаем Тропинки, пути, встречи полностью

В 1921 (или 1922) г. познакомился я с писателем и издателем Николаем Архиповичем Архиповым[218]. Он и «вел» тогда издательство «Костры», издавал альманахи «Феникс». Печатались там А. Ахматова, ГИ. Чулков, Новиков И. А., Борис Зайцев, Архипов Н. А.[219]

Рассказы Архипова Н. А. созданы в манере благородной «горьковской» школы. Рассказывал он о людях (эпохи довоенной), а один рассказ так и был назван им: «Повесть о человеке»[220].

В те 1921-22 годы книг выходило мало, а беллетристики, стихов и очень мало. Изданные «Кострами» книги были нужны и интересны читателю.

К сожалению, «Костры» горели недолго. В конце 1923 г. или в 1924 г. «Костры» прогорели[221]. Меня в ту пору, находившегося в состоянии не очень благоденственном, они чуточку погрели: один мой рассказ «Двойная смерть» был напечатан в Альманахе «Феникс», другой света не увидел, но издательством был оплачен. Н. А. Архипов был человек дельный, приветливый и весьма доброжелательный к писателям, платил как издатель щедро по тому времени.

В 1921-26 гг. в Москве немало расплодилось всяких литературных кружков и собиралось литературных собраний — «Вторники Окунева» (собирались у писателя Окунева[222]), «Никитинские субботники» (собирались у писательницы Е. Никитиной[223]), «цех поэтов» (может быть, «вечера поэтов», название забылось), там «царствовал» Сергей Городец- кий[224]. Собирались где — то на улице Герцена. Меня кто — то из писателей повел раз на вечер поэтов. В комнатах народу было настолько много, что я не разобрался сразу, кто же там находится. Помню В. Инбер, С. Городецкого, статную блондинку, кажется «хозяйку салона»[225], молодой поэт Сельвинский прочел стихи, показавшиеся большинству дерзкими и чуть вульгарными. Его побранили. Впрочем, он, кажется, отнесся к этому дерзко — равнодушно.

Плеяда пролетарских поэтов объединялась в содружестве «Кузница» — поэты Герасимов, Кириллов, Орешин[226].

МОСКВА 1921-26 гг. СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ. ГИ. ЧУЛКОВ. АНДРЕЙ СОБОЛЬ

В 1921 г. кто — то из писателей ввел меня и в Всероссийский Союз писателей, помещавшийся на Тверском бульваре д.27, ныне «Дом Герцена». Не то по субботам, не то в какой — то другой день недели там устраивались вечера — писатели читали рассказы, поэты (что реже бывало) — стихи[227]. Бывал я там в годы 1921-26, что — то познавал, чему — то подучивался.

Запомнилось: Л. П. Гроссман читал о Пушкине «в театральных крес- лах»[228], читали Шмелев, Сергей Клычков, Герасимов, Кириллов — рассказы, стихи[229]. Каким — то страшным рассказом попугал Павел Муратов (автор «Образов Италии», романа «Эгерия»)[230]. Нередко слыхал я там рассказы (вернее, отрывки из романов) из уст автора Бориса Пильняка. Многие писатели и просто слушатели смотрели с восхищением на рослого веселого юношу Пильняка, «подававшего» им по — театральному умело свои произведения. Он выкристаллизовывался, по мнению многих тогдашних арбитров, в большого писателя, «писателя эпохи».

Дебютировал (в 1921 или 1922) с поэмой о Моцарте и Сальери поэт Георгий Шенгели[231]. Он как бы внес в пушкинский шедевр (т. е. пытался внести) новую главу — любовь Изоры к Сальери. Критик и искусствовед А. Эфрос — в прениях — не одобрил Шенгели и сказал (примерно, разумеется) так: «Шенгели затеял единоборство с Пушкиным, и, конечно, не могло произойти ничего другого: в этой борьбе Шенгели пал побежденный»[232].

Читал свои рассказы талантливый писатель Пантелеймон Романов, и его вознаграждали аплодисменты и здоровый (не злопыхательский, отнюдь!) смех.

Читал он и отрывки из своего большого романа «Русь» (ныне забытого без всяких оснований, роман написан кристально русским языком, которым писали и Лесков и А. Н. Толстой, да и многие русские писатели, у которых иным современникам можно бы поучиться).

Деятельное участие в жизни Союза принимали тогда Львов — Рога- чевский, Свирский, Новиков И. А., Лидин В. Г, Соболь Андрей, Вересаев В. В.[233]

В период нэп’а при Союзе (в доме Герцена) открыли ресторан. Конечно, поесть и слегка подвыпить — это не унижает писателя, но, к сожалению, «угар нэп’а» заволакивал в те 2–3 года и этот ресторан — подвал, и не хочется вспоминать тут детали…

Я не был знаком с добрейшим Георгием Ивановичем Чулковым в период его увлечения «мистическим анархизмом», его споров с Андреем Белым, в период разных распрей в лагере символистов, акмеистов. Сказать должен между строк, о символистах, что, по моему глубокому убеждению, в русской литературе (поэзии) не угаснут огни (ну, пусть «огоньки»), зажженные Валерием Брюсовым, Андреем Белым, Ал. Блоком, Бальмонтом, Гумилевым. Но тысячи огоньков других (Гиппиус, Мережковских — поэтов, Адамовича, Г. Ивановых и… всех не перечислишь) давно погасли, не оставив следа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное