Читаем Тропинки в волшебный мир полностью

Жена Антипыча, Дарья Ивановна, как и все живущие в стороне от людей, была рада гостям. Она жарко натопила плиту, поставила самовар, Мы напились чаю, закурили.

Грибники, в большинстве односельчане Антипыча, вели себя бесцеремонно. Попыхивая самосадом, забористым, бросающимся в глаза, как разрезанная луковица, они разговорились о грибах, о том, как много их уродилось в этом году.

Последним в сторожку приплелся дед Афанасий с пудовой корзиной молоденьких душистых груздей. Мы помогли старику раздеться, развесили его мокрую одежду над плитой, самого усадили за стол Дед очень стар, работать уже не может и в последние годы тем только и занимается, что собирает в лесу грибы и ягоды. У него два женатых сына и замужняя дочь. Есть и свой дом, но живет он поочередно у сыновей: неделю у одного, потом у другого.

А недавно окончательно поссорился с обоими и перешел к зятю. Все это я узнал из его рассказов.

Грибники подивились, где это ему повезло полную корзину набрать одних только груздей. У всех были разные грибы: толстые, сдобные боровики, словно из меди отлитые рыжики, красноголовые подосиновики, — а у деда, как на подбор, грузди, и все молодые, чуть крупнее пятака.

— А это места надо знать, — ответил старик на наш вопрос. — Я по лесу иду, как по своей избе, по духу чую, где какой гриб растет. Пойду вот завтра — корзину боровиков наберу, и все на одном месте. А найти грибную палестинку не хитро. Заберись вечерком повыше, откуда лес хорошо виден, и смотри. Заметишь, из какого места туман курится, — иди утром, тут тебе самые грибы будут! Вечерний туман теплый, Идет он из сырых лощин, парит землю, вот гриб и лезет..»

Начинало смеркаться, С улицы, нагоняя дремоту, вылизывал окна надоедливый дождь, и нам, по всей видимости, предстояло у Антипыча заночевать.

Дед Афанасий стал поглядывать на полати, а Дарья Ивановна, перехватив этот взгляд, спросила:

— Что, дедушка, отдохнуть хочешь?

— Надо бы, дочка, — чистосердечно признался старик и добавил: — Только ты не спеши меня укладывать, я покалякаю еще с мужиками.

Говорить о грибах в лесной избушке да под шум осеннего дождя было особенно приятно. Час назад я проклинал непогоду, но сейчас, слушая деда Афанасия, забывался и видел перед собой не пасеку, а лес и гряды — «хоть косой коси» — медно-красных рыжиков.

— А еще надо и то знать, в каком лесу какой гриб растет, — продолжал рассказывать дед Афанасий. — Ведь каждый из них свое дерево любит. Скажем, подосиновик так и зовется по дереву, подберезовик тоже; маслят и рыжиков — под сосной ищи, мокруху — под елью, рыжика и под сосной, и под елью найдешь, и только боровичок не спесив, он и под елкой, и под сосной, и под березой, и в дубняке растет. И опять лес для гриба много значит. Потные места в каждом лесу есть, а вот грибов не, везде найдешь. Зайди в ельник-зеленомошник — для гриба пустой лес, Редко попадется лишь сыроежка.

В такой лес только за черникой да брусникой ходить, а не за грибами. А вот в молодом да редком ельнике и рыжиков наберешь, и груздей, и белые тут будут. Тоже будто ельник, а совсем другое, И в сосняке не в каждом грибы есть. Забредешь, к примеру, в сухой лишайниковый бор — грибов лучше не ищи. Разве только зелянка или рядовка попадется. Вересковый сосняк — тоже не грибное место, сосняк-зеленомошник — не то, а вот в молодом да редком сосняке и маслята, и рыжики, и волнушки, и белые будут. А самый грибной лес — это лиственные, где березки да осинки перемешаны, сухой лист да травка понизу. Тут уже всякие грибы будут. Только рыжика тут не ищи.

Я разные грибы не собираю, сразу из дому иду или за груздями, или за рыжиками. А уж куда идти — я знаю!

На минуту в сторожке сделалось тихо. Слышно было только, як дождь шептался за окнами. На улице стемнело, и Антоныч оставил на стол лампу. Первым нарушил тишину молодой грибник в синем свитере…

— Да, — протянул он, — грибы собирать тоже, оказывается, головой надо. Мы бегаем по всему лесу, как настеганные, что на глаза попало — то и в корзину. Да и где уж тут думать — торопимся, как бы кто кого не обогнал. А куда торопимся, и сами не наем. Вот, к примеру, у нас здесь, можно сказать, гибель сколько грибов: и сотой доли не выбираем. Однако жадничает народ. Чуть зорька — уж бегут в лес. Ну, это простительно тем, кто до работы а грибами ходит. Но ведь и старики, которые лет по пяти в колхозе не работают, тоже чуть свет бегут…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее