Читаем Тропинки в волшебный мир полностью

В обед на пасеку приехал председатель колхоза. Петька в это время прочищал отверстия в дымаре, выстукивая из него сгустки горелой смолы. Увидев подводу, он очень обрадовался, но председатель был один. Он неторопливо привязал жеребца за прясло изгороди и, поздоровавшись с Петькой, как с равным, за руку, спросил:

— Скучно небось одному-то?

— Дедка чего-то долго не идет, — пожаловался Петя. — Еще вчера ушел, а вот все нету. Да и дядя Никифор в село пошел, а то бы ничего, можно…

— То-то и оно, что все ушли. Ты вот что, давай-ка сначала чай вскипятим, а потом потолкуем. У меня к тебе дело.

Петьку заинтересовало, что за дело могло быть у председателя к нему, и Петька живее обычного захлопотал у костра.

— Сейчас, дядя Яша. Чай у меня готовый, только немного.

— Давай разогреем. Разомлел я. На жнитво заезжал. Страда, видал, брат, какая вымахала, видал небось? То-то! Твоих дружков-одноклассников встретил. Они на гумне у веялок работает. Хорошо трудятся, молодцы, одним словом! Про тебя спрашивали. Что, говорят, Петька из леса на ток не идет, у нас веселее, сяк, говорю им, свое дело делает. У него работа тоже очень нужная.

Закипел чайник. Петька перенес в холодок ящик из-под искусственной вощины, разложил хлеб, поставил кружки, принес из омшаника глиняное блюдо с медом, рядом на пень приспособил.

— Ты, Петянька, не тем медом угощаешь, — по деловому застил председатель. — Качаного у нас и дома хватает. Ты бы лучше свеженького, прямо из улья достал. Я страсть люблю сотовый мед!

— Так он же, дядя Яша, и этот свежий. В нем никакой разницы нет. Только разве что качаный.

— Ну, сказывай!

Петя развел дымарь, взял пустую рамку и побежал к ульям.

Председателю, собственно, нужен был не мед. Ему просто хотелось узнать, насколько Петька разбирается в сложном пасечном хозяйстве и можно ли такому неказистому пареньку доверить в такое горячее время пасеку, хотя и ненадолго.

Петька и не подозревал, что сдает своеобразный экзамен, но выдержал его блестяще. Почти в одних трусах и майке, не надев даже лицевую сетку, он неторопливо снял с улья, задернул холстик и, пустив вскользь по гнезду несколько кубов пухлого белого дыма, вынул увесистую, густо облепленную пчелами рамку. Ловким ударом по верхнему бруску сбил пчел обратно в гнездо и, поставив в освободившееся место пустую улей. Все это он проделал быстро, но без лишней суеты, выдержкой опытного пчеловода. Все движения его были точными, будто заранее рассчитанными. Председатель удивился.

— Молодец! Чисто работаешь, ничего не скажешь.

За чаем он сразу же приступил к деловому разговору.

4

Прошло три дня. Забота о пчелах лежала на Петьке, но по-настоящему он почувствовал это только сегодня. Перед вечером, отмечая в пасечном дневнике погоду и работу пчел, он удивился: с контрольного улья оставался без изменения. Не поверив, он щелкнул весами еще раз, но результат был тот же. Это озадачило Петьку. Взяток кончиться еще не мог. Правда, зеленовато-желтые ветки липы уже почти осыпались, но за лесом, совсем недалеко, цвела гречиха, а в лесу цвел вереск, крушина ломкая… Вчера дневная прибыль нектара доходила до четырех килограммов, а сегодня Петька вспомнил, что пчелы весь день кружились на липе, но она уже обессилела, отцвела… Так вот почему нет прибыли! Пчелы не могут отвыкнуть от сильного медоноса. Он знал, что это может продлиться до тех пор, пока в ульях не выветрится запах липового нектара. Нужно что-то сделать, иначе пчелы несколько дней останутся без работы, пока не переключатся на новый медонос. Петька не мог вспомнить, что делал в таких случаях дед. Тогда он достал с полки замазанную воском и пчелиным клеем — прополисом дедову книгу по пчеловодству. Но в разделе «Главный медосбор» о подобном ничего не говорилось. Это еще больше расстроило Петьку. Он хотел уже бросить книжку и пойти на соседнюю пасеку за советом, как неожиданно напал на статью о подкормке пчел сахарным сиропом и прочитал ее. В ней говорилось о дрессировке пчел на любые растения. Петька решил этим воспользоваться и, рассказав обо всем Никифору, стал собираться в село.

— Не дадут, поди, сахару, — почесал затылок Никифор и посоветовал: — Ты лучше из меда как-нибудь сделай.

— Из меда не выйдет, дядя Никифор. Мед имеет свой запах, а у сахара запаха нет. Мы сварим сироп с гречневым цветом, у нас получится что-то вроде гречневого нектара, дадим его в ульи, он и перебьет запах липы. Пчелы тогда сразу же пойдут на гречу. Если сегодня за ночь все сделаем как надо — завтра утром вся пасека вылетит на гречневое поле. Так взяток и пойдет у нас без перерыва.

— Ну что ж, валяй. Только скажи председателю, что по книжке, мол, действуешь, а книжка не бабушка, не соврет. Так и скажи, а то вполне даже может не дать…

Солнце стояло низко над лесом и почти касалось его острых вершин, когда Петька подошел к Соловьиному долу. За долом начиналось село. Слышно было, как мычали коровы, хлопали калитки, а за огородами чей-то голос звал:

— Ве-чор-ка, Ве-чор-ка, Вечор…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее