Тропой чародея

— Ах ты, ежик ты мой кругленький. Что ты привезешь мне? Привези подвески-лунницы, которые боярыни носят.

Ядрейка не растерялся, схватил черноглазую в объятия. У рыболова, хоть и тягал он всю жизнь невод из холодной воды, была горячая кровь. Роман потемнел от гнева, крикнул во весь голос, чтобы все слышали:

— Рубите березовые и ореховые палки! Гоните прочь вислен!

Подобные приказы вои слышали не впервые. Весело соскочили они с коней, мечами нарубили палок и хворостин.

— Спасайся, бабская дружина! — в четыре пальца свистнул Ядрейка.

Вислен как вихрем смело. Но некоторые дружинники защитили своих молодиц, говоря, что это их невесты и что они пришли попрощаться. Таких Роман приказал не трогать.

— У коханки смоляные лавки, — хохотал Ядрейка. — Смотри, воевода, прилипнут хлопцы к этим лавкам, и не отдерешь. Не с кем будет в поход идти.

Наконец пришла пора и расставаться. Обнимались, целовались, отходили, махая в последний раз ласковыми девичьими руками. Не одна горючая слеза скатилась с очей. Беловолод сидел в седле и с грустью смотрел на город, в котором познал самое великое счастье и самую горькую беду. В этом городе вечным сном спала Ульяница, без которой все немило было ему. «Поеду, поплыву, куда дорога заведет, — думал Беловолод. — Нельзя мне здесь оставаться…» По Свислочи поплыли, вечером на трех ладьях-насадах. На среднюю погрузили коней, тяжелые доспехи, еду и питье. Ладьи были выдолблены из стволов толстенных осин, на борта нарастили дубовых досок. На носу грозно щерилась длинными красными зубами голова страшилища, вырезанная из дубового комля, на корме поставили толстый кол и на него водрузили череп тура. Острые и некогда страшные рога пронзали речной туман. Вдоль бортов вздувались железные щиты. Каждая ладья имела семь пар весел. Парус сшили из крепкого плотного полотна, и на том полотне в синем кругу трепетала на ветру голова святого Юрия — Заступника Полоцкой земли.

Беловолод и Ядрейка вместе с другими дружинниками сразу сели на весла, так как ветер был слабый, чуть ощутимый, ему не хватало силы, чтобы надуть парус и стронуть ладью с места. Весла тяжело резали толщу темной речной воды. В темноте ржал испуганный конь, и молодой голос уговаривал его, жалел:

— Тише, косю… Не бойся, глупенький…

Конь переставал ржать. Но густел вечер, летела навстречу река в косматых берегах, и он снова начинал беспокоиться, фыркать, храпеть, скрести днище ладьи копытом. На двух ладьях плыло по пятьдесят воев, на той, куда погрузили коней, — двадцать. Рулевой передней ладьи время от времени трубил в рог, особенно на речных поворотах, где легко было стукнуться лоб в лоб с теми, кто мог плыть навстречу.

Наконец Роман приказал пристать к берегу. Сбросили дощатые сходни, сошли на берег сами и свели коней. Им тоже надо было ощутить под ногами настоящую землю. Разожгли костры. Зашипело на рожнах мясо. Пуща наливалась с трех сторон темной зловещей медведицей. Только с одной стороны, где чернели ладьи, выбеливалась из темноты полоса реки, и все — люди и кони — жались к ней. Ночь прошла спокойно. Плескалась в Свислочи большая рыба, да из лесного мрака изредка кричал костяным голосом пугач.

Через два дня вошли в Березину. Шире и глубже была здесь вода, и можно было отдохнуть от тяжелых весел, отрывающих руки. Ладьи подхватило более быстрое здесь течение. Да и поднялся вдруг сильный ровный ветер и надул паруса. Ладьи неслись все дальше на юг.

Красные сосняки, белые березники и черные ельники смотрели с берегов. Великое множество зверей и птиц нашли себе приют и убежище в этих лесных чащобах. И еще здесь жили лютые гадюки, злющие комары и безжалостные оводы. Коней в полдневную жару пришлось покрывать кожаными попонами. Иначе им пришлось бы невмоготу. В некоторых местах лес немного отступал от реки, отбегал в сторону, и на таких покрытых зеленой бархатной травой прогалинах росли семейки дубов. Рядом стояли высоченные, опаленные молниями дубы-толстяки и их маленькие дети, стройные, курчавые. В дубняке и решили переждать ночь. Снова разожгли костры. Кони с облегчением и радостью опустили головы по самые гривы в густую прохладную траву, И вдруг из темноты послышался человеческий крик. Все враз стихли, насторожились. Крик повторился. Страх и мука слышались в нем. Роман вынул из ножен меч, напряженно замер возле костра.

— Что там за крикса объявился? — хотел пошутить Ядрейка, но шутки не получилось. Остальные дружинники и вместе с ними Беловолод будто и не слышали, что сказал веселый рыболов, и испуганно, как и Роман, вглядывались в вечерние сумерки.

Человек закричал снова.

— Не ходи туда, воевода, — тихо проговорил Гнездило и даже загородил Роману дорогу. — Это не иначе как лесун-кликун, оборотень с совиной головой. Заманит в пущу, а там и утопит в болоте и всю кровь высосет.

— Не ходи, — начали просить и наиболее пугливые из дружинников.