Тропой дружбы

Блонди был разодет в пух и прах. Его жилет из оленьей шкуры можно было заметить издалека, как освещенный дом, такие на нем были яркие пятна. На маленькой головке парня, как на палке, сидела, наверное, самая большая в мире ковбойская шляпа, из-под полей которой виднелись только блестящие глазки да большой, как клюв у орла, нос. Штаны он заправил в сапоги, и эти сапоги имели полное право торчать наружу, поскольку самый верх их голенищ был выстрочен таким узором, подобного какому я никогда ничего не видел. И каждая складка на них блестела, будто зеркало на солнце. Словом, Блонди весь сиял, как новенькая монетка в десять долларов.

Я обрадовался, что он все видел, потому что знал: Блонди расскажет обо всем Слоупу, а уж потом наш великан еще раз все услышит от меня. Я представил, как он будет смеяться от радости и улыбаться, а потом хлопнет меня по плечу и скажет, что я молодец.

— Так ты Рэд из Кристабеля? — уточнил Дженкинс.

— Полагаю, так оно и есть, — представился я.

— Черт тебя побери, крысенок! — усмехнулся он. — Меня обманула эта твоя идиотская одежда. Я-то думал, ты из этих франтов новичков. Ну надо же, а тут все время был наш Рэд! — Дженкинс засмеялся и так хлопнул меня по плечу, что чуть его не вывихнул.

Толпа тоже засмеялась, потому что такова толпа. Если она не может смеяться над одной стороной, то смеется над другой, и ей всегда удается остаться с победителем! Думаю, нет ничего более низкого и подлого, чем толпа. И чем она больше, тем подлее.

Я поискал глазами веснушчатого парня и увидел, что он не смеется, а ужасно серьезно, даже хмуро смотрит прямо на меня.

Честно говоря, я не очень-то был готов драться. Я весь дрожал и трясся с головы до ног, и жилы у меня на руках болели, как будто их вытянули, оттого что сильно натягивал поводья, когда пытался укротить эту бешеную кобылу. Перед моими глазами все еще летали искры, а из носа шла кровь. Но когда я увидел лицо этого хулигана, то ужасно разгорячился и пошел к нему.

Но, подойдя поближе, пожалел, что вообще сдвинулся с места. Издали мне казалось, что ему лет тринадцать — четырнадцать, а вблизи выяснилось, что все пятнадцать. Бродяжничество по свету достаточно меня закалило — я был довольно сильным для моих лет, но не таким рослым и крепким, как этот парень, плечи и грудь которого вообще были как у взрослого мужчины. Не исключено, что он работал подмастерьем у кузнецов или лесорубом. Глаза у него были ясные, взгляд прямой, а челюсть — тупая и квадратная. Этот веснушчатый мог отколотить кого угодно. Мускулы на его плечах так и играли, его сила бросалась вам в глаза.

Да, не понравилась мне эта картинка, даже пришлось стиснуть зубы, чтобы приободриться. Я решил, что когда начнется драка, то попробую использовать мой старый прием — притворюсь, что промахнулся, а потом, усыпив его бдительность, врежу ему в подбородок апперкотом.

С этими мыслями в голове и начал задираться:

— Ты, индейская полукровка с оловянными глазками, неплохо повеселился на мой счет? Ах ты, тупорылый курносый недоносок! — и двинул ему по роже, приготовившись нанести удар другой рукой.

Но веснушчатый отбил мой кулак в сторону и зажал мою кисть легко и спокойно, как взрослый мужчина.

— Я не сержусь на тебя, Рэд, за то, что ты хочешь со мной подраться, — проговорил он. — Но я для тебя слишком взрослый и крупный. Я не знал, что ты из наших. Думал, что ты хвастливый денди из этих чужаков с Востока, которых я ненавижу. Может, нам лучше пожать друг другу руки и стать друзьями?

Конечно, когда он бесился там, на заборе, это было довольно подло, но посмотрите, как заговорил, как только его задели!

Я усмехнулся, хотя у меня все еще дрожали ноги.

— Хорошо, приятель. Думаю, ты мог бы скрутить меня в узел, если бы захотел. Но я должен был дать тебе шанс сделать это. Вот тебе моя рука, если ты действительно хочешь, чтобы мы стали друзьями. Если же нет, я буду с тобой драться хоть сейчас!

Он взял мою руку и очень крепко сжал ее, потом улыбнулся мне, так что его глаза превратились в щелочки.

И тогда я добавил:

— Мне хотелось бы почаще встречаться с тобой, приятель. Похоже, с тобой можно дружить!

— Спасибо, Рэд, — отозвался он.

Я вернулся к Блонди и Дженкинсу. А пока шел, услышал, как кто-то сказал, будто я испугался, но не стал обращать на него внимания, потому что уже воспринимал веснушчатого как друга.

Дженкинс ужасно расстроился, что ему приходится расставаться с Екатериной Великой. Заявил, что и не подумал бы предложить ее, потому что был уверен, что на ней нельзя ездить. Ее уже не раз пробовали взрослые люди, отличные наездники, и она всех их сбрасывала.

— Как ты догадался уходить ее плеткой, малый? — полюбопытствовал он.

— Просто хотел ей отомстить, пока она меня снова не скинула, — откровенно признался я. — Рассчитывая только на то, что, может, успею раз или два хлестнуть, прежде чем опять свалюсь.

Дженкинс вздохнул: