Тропой испытаний

— Говорят, когда мерещится всадник в ночи, это знак смерти.

— Никогда не слыхала такого, — удивилась Тереза. — Это что-то новенькое.

— Я слыхал, — соврал я. — Это значит кто-то скачет на темной лошади к своей смерти.

Его холодные колючие глаза буравили меня насквозь. Я тоже смотрел на него, не отводя взгляда, и тут… ухмыльнулся. Не знаю, как это у меня получилось, но все вдруг показалось смешным. Со мной так часто бывает: вроде бы серьезная ситуация неожиданно пробуждает во мне чувство юмора.

Вот тут-то я и увидел его настоящее лицо. От моей ухмылки он изменился на глазах, и до меня дошло: его слабость — нетерпение. Он не переносил, если его заставляли ждать, если ему перечили или над ним подшучивали. Он ненавидел любого, кто поступал не так, как ему, Феликсу Янту, хотелось бы.

— Еще увидимся, — протянул он, резко повернулся на пятках и ушел, бросив деньги за кофе на стол.

— Не очень-то он меня жалует, — сухо заметил я.

— Он никого не жалует, — ответила Тереза.

— А тебя?

Она пожала плечами.

— Вряд ли. К тому же я его боюсь. Очень боюсь.

Допив кофе, я тоже вышел на улицу. Из-за холода все жители сидели по домам. Снега не густо, но холодина! Я зашел в главный и единственный магазин. Ассортимент оказался не богатый.

Я купил себе пару черных грубых джинсов для работы и дубленку, затем несколько рубашек, серые брюки в полосочку и черный костюм. Очень дешевый. Конечно, отутюженные складки продержатся недолго — потом они моментально разойдутся. Кроме того, я взял несколько пар носков, комплект нижнего белья, кое-что по мелочи и вернулся к себе в отель, чтобы принять ванну и переодеться.

Открыв свою дорожную сумку, которая оставалась в номере, я сразу же заметил, что в ней кто-то рылся. Когда много лет носишь все свое в дорожной сумке, привыкаешь складывать вещи так, чтобы легко их доставать в нужный момент. Сейчас все тоже аккуратно сложили, но не так, как это делал я.

Интересно, кому понадобилось копаться в моем скарбе? Ему! Только ему… но зачем? Что его так во мне заинтересовало? И в моих вещах. Почему он вообще оказался в этих краях?

Ну предположим… просто предположим, он каким-то образом связан с папиной тайной и его прошлым. Предположим, мы в каком-то родстве. Ну и что? Почему его должна волновать наша жизнь?

Такими, как он, движет либо жажда денег, либо ненависть. Здесь могло иметь место или первое, или второе. Или то и другое вместе.

Ну а что он мог искать? Деньги? Я мало похож на человека, у которого можно поживиться. Что еще? Документы? Ни у меня, ни у папы никогда не имелось при себе каких-либо документов или бумаг…

Стоп, стоп, стоп! Папины бумаги — те два больших коричневых пакета, которые он всегда держал при себе… Где они? И что в них?

Мы с папой много мотались по стране, то тут, то там, пытаясь найти работу, и папа везде таскал с собой эти пакеты. В кожаной сумке на ремне. Но когда его убили, этой сумки при нем не оказалось. Более того, в последнее время она мне тоже не попадалась на глаза.

Тогда меня занимали исключительно свои собственные дела и, естественно, я пропустил момент, когда отец где-то спрятал пакеты или оставил их кому-то на хранение. Причем оставил в надежном месте. Где они теперь? Нет, папа не мог их потерять.

Как же мало я знал про отца! И как много из того, что упустил, вдруг стало важным! Если ответы на мои вопросы и имелись, то искать их следовало в прошлом. Там на одном из изгибов нашего долгого и извилистого пути наверняка есть важная зацепка.

Бумаги в больших коричневых пакетах… Неужели из-за них папа поплатился жизнью?

Убийство! И если я не буду очень, очень осторожным, то могу стать следующей жертвой.

Я не сомневался, что судьба уже занесла надо мной дамоклов меч. Именно так складывались события вокруг меня. Скажем, не сойди я тогда со снежной тропы, наверняка мои кости уже растащили бы койоты. Или не подставь я вчера стул под ручку своей двери в отеле, кто знает, чем бы все закончилось. Надо бежать, бежать как можно быстрее. Но куда? Этот человек будет идти по моему следу как гончий пес. Разве он в конце концов не нашел нас с папой? И это через столько-то лет!

Прежде всего, нельзя дать ему понять, что моя голова совсем неплохо варит… если она действительно варит. Он должен думать, что меня ничего не стоит окрутить вокруг пальца, иначе сразу возьмется за меня по-серьезному, а в наши дни убить человека ничего не стоит. Достаточно затеять любую ссору и выхватить револьвер. Бух! — и готово! Правда если ему удастся сделать это быстрее меня.

Но я никогда ни с кем не выяснял отношений и не хотел бы выяснять с помощью револьвера. Да и кто в трезвом уме стремится к этому? Конечно, мне приходилось слыхивать о парнях, которые таким путем пытались завоевать себе репутацию крутых. Бедолаги. Зато реакция у меня отменная, а папа научил точно попадать в цель.