Прошло еще несколько лет. На страницах газет и журналов продолжалась пикировка между представителями официальной метеоритной науки и восторженными поклонниками гипотезы внеземных цивилизаций. Первые продолжали оперировать уже знакомыми данными, нажимая больше на логику, вторые приводили все новые и новые «факты», заимствованные из кладовой собственного вымысла, упирая в основном на эмоции.
А между тем материалы и почвенные пробы, привезенные в свое время Куликом, продолжали лежать необработанными в маленьком, тесном помещении Комитета по метеоритам. Только в 1957 году сотрудник комитета А. А. Явнель взялся наконец за обработку этих проб.
Результаты обработки оказались исключительно интересными. В нескольких пробах Кулика и в одной из проб Флоренского Явнель обнаружил присутствие небольших железных частичек в виде чешуек, стружек и балочек. Наиболее крупная частица имела в длину 6 миллиметров. Кроме того, во многих пробах были найдены крошечные магнетитовые шарики диаметром в сотые доли миллиметра. Подобные шарики были обнаружены еще Куликом. Спектральный анализ найденных железных частичек показал, что они содержат от 7 до 10 процентов никеля и до 0,7 процента кобальта — типичный состав железных метеоритов!
Сомнений не было: найденные частицы никелистого железа принадлежали Тунгусскому метеориту. Итак, все стало ясно: Тунгусский метеорит был железным, а наиболее вероятное место его падения — Южное болото.
По следам Кулика
1958 г.
Поиски продолжаются
Наступил 1958, «юбилейный» год: 30 июня исполнялось 50 лет со дня падения Тунгусского метеорита. В газетах и журналах печатались статьи, в которых сообщалось, что загадка Тунгусской катастрофы теперь полностью разрешена. Железные частицы, найденные Явнелем в куликовских пробах, с несомненностью свидетельствуют о том, что это был железный метеорит. Основная масса его погребена на дне Южного болота.
Казанцев, однако, упорно продолжал придерживаться мнения, что только марсианская гипотеза в состоянии объяснить тайну Тунгусской катастрофы. Правда, новых фактов он не приводил: по-прежнему фигурировал «фонтан высотой более 20 метров», погибшие в страшных мучениях эвенки, пораженные смертоносными радиоактивными излучениями, и многое другое. Что касается частичек никелистого железа, найденных в куликовских пробах, их присутствие объяснялось просто: из никель-кобальтовой стали была сделана оболочка корабля, а медь и германий, обнаруженные в виде следов в этих частичках, входили в состав электротехнических приборов, средств связи и т. п. Были упомянуты также «таинственные сигналы с Марса, которые, если разобраться, были поразительно согласованы со взрывом в тунгусской тайге».
В этих доводах был один досадный изъян. По словам Казанцева, «в момент взрыва температура поднялась до десятков миллионов градусов и вещества, даже не участвовавшие во взрыве, были превращены в пар и унесены частично в верхние слои атмосферы, где, продолжая радиоактивный распад, заставляли светиться воздух». Каким образом в этих условиях могли уцелеть металлические частички, да еще в виде чешуек и стружек, было неясно.
Приближалась весна. В связи с новыми данными, а главное, с наступающим юбилеем Комитет по метеоритам направил в район падения Тунгусского метеорита небольшую экспедицию. Возглавил ее Кирилл Павлович Флоренский — научный сотрудник Института геохимии и аналитической химии имени В. И. Вернадского. В 1953 году он, первым после Кулика, посетил район падения Тунгусского метеорита и теперь с большим интересом отправлялся туда для более детальных исследований.
Бывший ученик Вернадского, работавший теперь под руководством академика А. П. Виноградова, Кирилл Павлович, несмотря на занятость, сумел выбрать время для участия в этой экспедиции. После нее ему предстояло еще ехать на Камчатку, где велись работы по разведке горячей воды и пара для строительства первой в Советском Союзе электростанции, которая использует тепловую энергию земных недр. Он был занят с утра до позднего вечера: организация экспедиции требовала неустанного внимания, но и камчатские дела — его основная работа — не должны были ускользать из поля зрения.
В нем чувствовалась твердая, деловая уверенность в своих силах, умение в кратких, скупых словах дать исчерпывающие пояснения — то, что характеризует настоящего ученого. Он был высокий, слегка близорукий, с окладистой черной бородой; держался просто, по-товарищески, с приятной, подкупающей мягкостью. Работать с ним было легко и приятно.
КМЕТ (Комитет по метеоритам) направил в экспедицию астронома И. Т. Боткина, минералога О. А. Алешкову, лаборантов Б. И. Малинкина и Т. М. Горбунову. Это были молодые, полные задора энтузиасты.
Мне также удалось стать участником экспедиции. В свое время я передал в КМЕТ железный метеорит, найденный на одном из колымских приисков, и с тех пор поддерживал с комитетом тесную связь. На предложение принять участие в работе экспедиции я, конечно, ответил согласием и был зачислен на должность геолога.