— Пошли на «Че-Пе», ну, это наши Чистые пруды… Инка и говорит: «Надо поселок Мирный построить». Мы и давай строить. На льдине… Всем хотелось чего-нибудь…
Он смолк, увидев на морщинистом лице бабушки печаль. Слез-то у нее нет, за свою долгую жизнь все выплакала, осталась лишь привычка подносить к глазам высохшую, скрюченную от тяжелой работы руку. Феде стало нестерпимо жаль бабушку. Тихонько встал из-за стола, нежно, как только мог, обнял ее угловатые плечи.
— Не надо, ба. Я исправлюсь. Ведь не поздно мне еще! Хочешь, я тебе что-нибудь расскажу? Вот, например, был такой пионер Валя Котик… — он осекся, догадавшись, что упоминание об Орленке сейчас никак не в его пользу, и переменил тему: — Ребята одной школы клад откопали — оружие! — Федя обвел комнату изучающим взглядом, словно впервые попал сюда, и вдруг встрепенулся: — Ба, кто жил в нашем доме до революции? Может, и тут есть тайник?!
Впервые за весь вечер бабушка улыбнулась.
— Тайник? До Октября тут чиновники жили, небогатые. Снимали комнатушки. Нет, Феденька, клады уже все поразыскали.
— Но ведь пишут же в «Вечерке»! То там, то тут находят. И раскопки эти самые… Ты должна что-нибудь знать!
Немигающие глаза внука устремились в одну точку на потолке, Анна Петровна даже взглянула туда.
— Ба, а у деда не могло быть тайника?
— О господи, — взмолилась бабушка. — Да откуда у него? Ведь ты знаешь, он механиком был, у Михельсона…
— Говори по-современному: на заводе имени Владимира Ильича, — живо поправил внук.
С заводом имени Владимира Ильича он был знаком давно. Еще когда учился в четвертом классе, впервые приехал туда на трамвае и застыл в изумлении. За каменной оградой покрикивали паровозы, гремели какие-то цепи, стучало железо, и густой запах масел приятно щекотал ноздри. Сразу припомнились рассказы бабушки об этом заводе, прочитанное в книгах. Перед взором как бы открылись дали-дальние.
В голове молниеносно родился смелый план. Легко перебросив через забор портфель с учебниками, Федя без труда нашел к нему дорогу. «Если будут ругать, скажу: ребята портфель забросили, полез доставать».
— Стой! Кто таков?
Цепкие пальцы вахтера крепко схватили мальчишку за воротник пальто.
— Прибытков я! — только и смог в первую минуту выдавить из себя Федя.
Вахтер пристально посмотрел на мальчика:
— Положим, что ты — Прибытков. Но зачем же через забор?
— Не положим, а в самом деле Прибытков. Дед мой тут работал, потом отец.
Морщинистое лицо вахтера потеплело в едва приметной улыбке, и он выпустил Федин воротник.
— Так бы сразу и сказал. Значит, ты внучек Анны Петровны? Хорошо. А персонально сюда к кому?
— Ни к кому, просто так…
— Ага, — сообразил вахтер. — Ни к кому — значит, ко мне. Пойдем, пропуска проверять будем!
С тех пор Федя не раз приезжал к заводу, но в цехах так и не побывал…
Видя, как задумался сейчас Федя, бабушка пояснила:
— Когда в четырнадцатом году началась мировая война, деда твоего, Игната Никитича, на фронт мобилизовали. А я с Романом, отцом твоим, осталась. Полгодика ему было. А потом — революция. Какие тут тайники да клады… — она медленно провела ладонью по вискам.
— Вот в Польше, это правда, остался у деда тайник. Ну так это ж далеко, в чужой земле, — Анна Петровна вздохнула, будто бы в знак сочувствия внуку. — Вот подрастешь, дознаешься.
Федя прижался к плечу старушки.
— Ба, все равно расскажи. Пожалуйста… Мне вполне можно доверить самую-самую страшную тайну. Могила!
— Какая там тайна! — устало улыбнулась Анна Петровна. — Давно это было, внучек…
Деда своего Федя знал лишь по воспоминаниям бабушки да единственной в семье пожелтевшей от времени фотографии. На ней в рост изображена только что повенчавшаяся пара. Низенькая, с широко расставленными большими глазами девушка доверчиво прижалась к парню в косоворотке, которая, казалось, вот-вот лопнет на его широкой груди. Хотя для обоих был радостный день, молодые супруги не улыбались. Словно знали, какая суровая судьба ожидает их в будущем.
А сегодня из рассказа бабушки, как бы выплывая из далекой дымки, перед Федей вырисовывался совсем другой образ деда — молодого командира Красной Армии. Чуть выше среднего роста, широкоплечий, он сменил рубаху-косоворотку на кожаную куртку, крест-накрест перехваченную тугими ремнями. Густые рыжие кудри — «как у тебя, внучек!» — едва прикрывала буденовка. Дед служил в Первой Конной, у самого Семена Михайловича Буденного. Когда закончилась гражданская война, когда разбили белогвардейские армии и прогнали с советской земли разных интервентов, он мечтал вернуться на свой завод и строить мирную жизнь, растить сынишку Ромку. Но не суждено было вернуться Игнату Никитичу. На Украину напали легионы панской Польши.
На врага была двинута Первая Конная армия товарища Буденного…
— Зимой в 1921 году получила я весточку об Игнате Никитиче — письмо от раненого его друга, — тихо, с раздумьем говорила бабушка. — Оставила я Романа на попечение соседей, ему уже шестой годок шел, — и на Киевский вокзал, да в путь…