Тропой неведомых Миров (СИ)

   - Я не принёс с собой зло и войну. Наоборот, мы можем быть союзниками. Магия правит Вселенной, и она будет править здесь.

   Хан-Шэ был искренен. Сама атмосфера Храма пробуждала в нём нечто скрытое, таившееся в неведомых глубинах его Эго. Казалось, ещё чуть-чуть - и он всё вспомнит.

   Прямо перед волшебником засветился голубой овал, уплотнился и превратился в подобие двери. Хан-Шэ шагнул в голубое свечение, отметив краем сознания, что его провожатый исчез, и чародей остался один. Ощущения опасности не было - если, конечно, магия Храма не подавила его Заклятие Насторожённости.

   Волшебник оказался в небольшой комнате, наполненной голубым светом. В этой комнате в кресле у стены сидел человек в серебристом одеянии, с длинной седой бородой и глубокими внимательными глазами. Что-то в его облике вновь показалось Хан-Шэ до боли знакомым, но он тут же погасил эту мысль. Скоро он всё, всё будет знать, он должен знать!

   Человек - маг - в кресле разомкнул бескровные губы.

   - Садись, пришедший, - предупреждая недоумение гостя, хозяин чуть повёл сухощавой рукой: напротив него из пустоты медленно возникло второе кресло. - Я слушаю тебя, маг из Великого Леса.

   Хан-Шэ изложил свою историю, стараясь быть как можно более кратким и в то же время не упустить ни одной важной детали. В продолжение всего рассказа он ощущал прикосновение чужого разума к своему и даже несколько приоткрылся - пусть жрец Хурру (вероятно, один из верховных) видит, что он говорит правду. После того, как чародей закончил, Хурру некоторое время молчал. Хан-Шэ потянулся к его разуму и отшатнулся в недоуменном уважении: защита жреца была подобна ледяной броне, по которой бессильно скользнуло заклятье самого чародея. И тогда верховный жрец Хурру заговорил:

   - В твоём разуме много тайного, Пришедший-из-Леса. Хан-Шэ - это не настоящее твоё имя. Великий Охотник - на языке ар-ку-куну, нет, ан-мо-куну, да. В твоей ауре - точнее, в контуре сознания, - видны тёмные отпечатки, подобные синякам на рёбрах того, кто побывал в объятиях питона и чудом остался жив. Есть один способ прочесть тайное, но он опасен и, кроме того, требует твоего полного согласия. Я не могу, да и не хочу помогать тебе насильно, ибо это уже не помощь. Ко всему прочему, мне ясно, что ты принесешь нашему миру либо величайшую славу, либо гибель. Эта мысль будет сбивать меня - я могу пожелать тебе быстрой смерти, дабы избегнуть неведомых и невиданных бед. Как видишь, я с тобой вполне откровенен. Хурру верят в Предначертанное и не пытаются с Ним бороться...

   Если тот, кого ан-мо-куну называли Хан-Шэ, и сомневался, то все его колебания заняли мгновение, не больше. Он уже знал, что примет предложение жреца, в чём бы оно ни состояло. Ему надо вспомнить, кто он и обрести себя заново, иначе сама его жизнь утратит для него всякий смысл. Тот, кто когда-то летал, уже никогда не согласится ползать. Сокрушавшего Миры не устроит роль шамана жалкого племени лесных дикарей. Нелепо требовать от Хурру гарантий того, что жрец не прикончит его из-за собственных опасений, воспользовавшись тем, что гость (пленник?) беззащитнее ребёнка. Все эти мысли молнией мелькнули в сознании чародея, но вслух он произнёс всего лишь два слова:

   - Я согласен.

   Каменный пол под ногами ощутимо дрогнул. Жрец поднялся со своего кресла и протянул волшебнику сухую тонкую руку, оказавшуюся неожиданно сильной, - Хан-Шэ почувствовал это, когда без колебаний подал Хурру свою ладонь. Они начали медленно проваливаться прямо через каменные плиты. " Сквозьматериальная телепортация. Хурру достигли много в магии. Редкий случай в пределах Познаваемой Вселенной". Тьма вокруг сгустилась, отказали все органы чувств, даже магическое зрение, осталось лишь ощущение крепких сухих пальцев, сжимавших его собственные пальцы. А потом внизу начало медленно разгораться свечение - на этот раз оранжевого цвета, и в сознании чародея зазвучал голос жреца Хурру:

   - В недрах нашего Храма скрыт невероятно древний артефакт - он древнее самих звёзд на небе. Во многом мощь Храма зиждется именно на нём - я не скрываю этого от тебя, ибо ты и сам это почувствуешь, когда мы окажемся рядом. - Голос жреца был бесстрастным, но Хан-Шэ чувствовал нараставшее в нём напряжение, дрожавшее и вибрирующее, как перетянутая струна.