Тропой памяти (СИ)

Людмила (Къелла) Пельгасова Тропой памяти

Глава 1

…Мордорское утро… Кто хоть раз видел тебя, не забудет никогда! За черными истерзанными гребнями гор в багровой мгле встает тусклое солнце. Пламенем наливаются каменистые уступы и скалы, на обожженной земле проступают глубокие черные трещины и расселины. В кровавом тумане тают острые вершины, становятся прозрачно-невидимыми. Багровый цвет бьет в глаза, будоражит и тревожит сердце орка: это цвет клокочущего Ородруина, это цвет вражьей крови на остром лезвии ятагана, этот цвет — на доспехе каждого солдата Черного Властелина. Он всесилен. Его взгляд видит все, пронизывая пелену мрака, окутавшего Мордор, пронизывая несчетные лиги, для него нет преград. Его мысли послушны ужасные Назгулы, Зрачки Всевидящего Ока, и багровому лучу его взгляда отзывается, пламенея на груди, грубо намалеванный красный глаз — знак слуг Саурона.

Барад-Дур, Бастион Тьмы, оплот темных сил. На тысячи лиг вокруг простирается пустыня. Даже вблизи пышущего лавой Ородруина стоят солдатские палатки, но вокруг Черной Башни — пусто. Страх перед огнем — ничто в сравнении со страхом перед тем, кого орки, избегая упоминать имя, с оглядкой величают «Самим»…

* * *

Сотня Тхаруга шла на север к Минас Моргулу. Пыльная равнина Горгорота ложилась под ноги, покрывала тонкой каменной крошкой орочьи сапоги. День, насколько это позволяла разглядеть густая пелена застилавшей небо копоти, клонился к закату. Шара, как и положено самым молодым в отряде, шагала в середине строя. Причина проста как тряпка: первые ряды — для тех, кто знает тропу, а последние — для тех, кто, несмотря на заплечный груз, не станет отставать. Впрочем, это послабление для новичков было первым и единственным, а о привилегированном положении прекрасного пола в подобной ситуации лучше было вообще не вспоминать.

Уныло-однообразный пейзаж наводил тоску. Ах, как мало женщин в Мордоре! Настолько мало, что на них даже не распространяется государева тотальная мобилизация… Это уже само по себе показатель, даже если вы незнакомы с укладом жизни народа иртха. Кстати… Говорят, что у диких западных народов по неизвестной причине насчет женщин действует то же правило, хотя это, скорее всего, просто слухи. Нет, ну, в самом деле, для чего добровольно отсеивать едва ли не половину взрослого населения, способного держать меч? Странно… Сама Шара до сих пор людей не видела ни разу, и очень ей было любопытно: правда ли то, что говорит сотник, или нет. Хорошо, если так оно и есть, войну точно выиграем. А если брехня? Нда-а…

Мысли тянулись неуправляемой вереницей, одна к другой поганые. Восемьдесят шесть лет… Что за возраст для иртха? И всего-то ничего, но многие ровесницы Шары уже успели обзавестись семейством. Рановато, конечно, но вполне. Это только ей не грозила радостная и почетная участь матери семейства. Куда там… ага! Полукровка, уродина бледнокожая — как клеймо на лбу. К косым взглядам пришлось привыкать с детства, когда обзывали «йерри» — и драться доводилось. Была бы хоть мать главой рода, может, и забылось бы детское прозвище, но чего нет, того нет… А впрочем… все не так уж и плохо. Кто сказал, что я — пустое место? За горами побывать, мир посмотреть — тоже дело. Вон дядька Шаграт — на что молодой да здоровый, а уж третий год на Кирит-Унгольской заставе торчит без дела, так недолго и стали заржаветь. Так что кому тут не повезло — это еще ветер на хвосте принесет. Проживем! Лук добрый, глаз верный, а война на пороге. И плевать с вершины на ворчание сотника Тхаруга и странные сновидения, что тревожат покой ночи.

— Давайте, давайте, бегом! — рычал Тхаруг — К вечеру хоть из кожи вон, а надо быть в крепости, иначе по ту сторону гор засветло попадем.

— А привал? — подал голос кто-то умный из середины строя. — Че нам, не спать теперь?