Тропой смелых(изд.1950)

— Подождите, дедушка. У меня вот есть еще камешек… Он совсем не блестящий. Правда, на нефрит не походит, но я не знаю, вы посмотрите. — Лёня протянул старику небольшой шероховатый кристалл грязного серобурого цвета.

— Поди, опять пустышка какая, — сказал старик, но камешек взял, склонился к свету. — Стой-ка! Да ведь это… Это поценней нефриту будет. Касситерит это. А проще, по-нашему, — оловянный камень. Очень редкая руда. Олово с нее плавят. Давно в наших краях ищут, потому как олово — нужный для страны металл. Молодцы! Ей-богу, молодцы ребята! Добрая находка. Где сыскали-то?.. Ну? Чего молчишь? В каком месте, спрашиваю, нашли? Да ты не бойся, прав ваших я не отыму…

Лёня виновато моргал: он забыл, где нашел этот камешек. Хоть молотком по голове бей — не вспомнить.

— Не помню я… Где-то вот взял, попался он мне на глаза, а где — не знаю.

— И, эх! И не записал?

— Не записал.

— Сротозейничал, значит. Я, скажем, не пишу, так я помню: каждый куст, не то что ложок, в лесу знаю. А ваш брат, землетопы, обязательно писать должен. Я, чай, знаю, как ученые-то делают. Пишут они. Всё пишут: где нашел, когда, сколько и прочее. А вот ты проморгал.

— Так откуда же я знал, дедушка! — в отчаянии воскликнул Лёня.

— Хм! Откуда знал! Не знал — тем боле. А теперь что? Хоть выбрось, хоть просто кинь — всё едино.

Но, увидев, что обидные его слова совсем расстроили молодых лесовиков, дед смягчился:

— Ладно уж. Головы-то не весьте низко. Еще, может, пофартит. А наперед — наука.

— Теперь я обязательно буду записывать, — горячо заверил Лёня.

— Вот-вот. Ну ладно. Счастливо ночевать. Теплынь сегодня. Только, чую, не к добру эта жара. Ну, здоровы будьте. — Он приподнял картуз и неторопливым шагом двинулся в таёжную темень.

Скоро замер в лесу хруст, и ребята остались одни.

— Шляпа я! — сказал Лёня. — Вот мог ведь… Эх!

— Ничего, Лёнь, ты не сильно огорчайся. Ведь даже у настоящих ученых бывают неудачи, — сказал Дима.

— Таких никогда не бывает! Это все потому, что я ничего не знаю.

— Ну, зато уж мы не провороним то, что найдем в пещере, — сказал Миша. — Там, наверно, что-нибудь почище оловянного камня.

— Вот если бы знать — что! А?

Глаза Димы загорелись:

— А вдруг, ребята, мы верно найдем там клад какой-нибудь?

— Или золото. Приходим в пещеру, и… Но вот как там найти? Где? В каком ходу?.. Хотя мы найдем. Обязательно, не будь я Лёнькой! В каком-нибудь самом дальнем гроте… Темно-темно. И тишина. А у стены привален камень. Большой такой. И на нем непонятная надпись. Или нет — надписи нет, а вырублен какой-нибудь знак. Мы этот камень отваливаем, а под ним…

— …дохлая крыса, — невозмутимо закончил Миша.

— Слушай, Дуб! Я всерьез, а ты… Зачем тогда пошел?

— Да я шучу, Лёнька. Сразу вскипел. Там, конечно, не крыса…

— …а две, — придя в веселое настроение, решил пошутить и Вова.

Но результат оказался плачевным: быстрая и твердая, как бамбук, рука звеньевого огрела его по затылку.

Вова вскочил и свирепо крикнул:

— Тогда не две, а десять, сто, тысяча! Вот! Назло тебе!

Лёне сразу стало смешно. И все рассмеялись.

Дима подбросил в костер веток.

— Поздно уже, надо бы спать, — сказал он. — Вы как думаете?

— Да, — подтвердил Лёня. — Завтра мы должны встать как можно раньше.

— А дежурство сегодня устроим?

— Надо. Сначала, Димус, будешь ты, потом разбудишь меня, а я — Мишу. Вовку мы освободим.

Дубов-младший дипломатично промолчал.

Товарищи заснули быстро. Дима остался бодрствовать один. Его обняла тишина. Лишь изредка трещали сучья в огне да ветки деревьев поскрипывали негромко и однообразно. Облака укутали луну. Лохматые колеблющиеся тени от ближних деревьев неровно дрожали и покачивались на полуосвещенных стволах гигантских сосен, а дальше, за густым переплетом чащи, ничего не было видно в черной мгле. Вдали пронзительно закричал козодой. Резко и надсадно, как озлобившаяся кошка, мяукнул филин, потом, чуть помедлив, ухнул раскатисто, гулко. Диме стало жутко. Он оглянулся на друзей и подбросил в костер веток.

Пламя охватило теплом и нежило тело Дима прилег. Держать глаза открытыми было неприятно, словно под веками перекатывались крошечные колющие песчинки. Голова клонилась к земле. Незаметно для себя Дима задремал — не заснул, а просто так, немножко забылся.

Очнулся он от негромкого хруста сучка. Открыл глаза и замер, вслушиваясь. Было тихо. Костер догорал. Жаркие угли таяли под слоем серого пепла. Деревья кругом стояли громадные, растопырив мохнатые лапы.

Хруст повторился. Дима взглянул в сторону звука, и ему показалось, что у ели, совсем близко, притаилась чья-то темная фигура. У него невольно остановилось дыхание. «Вскочить? Закричать? Или потихоньку разбудить ребят?.. А как бы сделал Лёнька?..» Диме втайне всегда хотелось походить на Лёню — храброго, решительного, задорного, и часто в минуты затруднений он думал: «А как бы сделал на моем месте Лёнька Тикин?» Вот так подумал он и сейчас, но не успел додумать, как рука сама потянулась в сторону приятелей, дернула за чью-то штанину, и Дима хриплым полушопотом сказал:

— Ребята…