Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра

Я подумал: и вправду, почему бы не остаться? Полное обеспечение, пир каждую ночь, а днем рузы с нас тоже никто не требовал. В общем, мы тормознулись на ферме где-то на неделю. Курили Юрчикову траву, слушали музыку, обсуждали лекции Ауробиндо на фоне общего тео-спиритуалистического дискурса и в свете пустой недвойственности адвайты. А потом доктор Халим предложил погостить еще в течение нескольких дней у него дома, в Верхнем Лучобе. Мы с благодарностью приняли это приглашение. Спуск с фермы к кишлаку занимал один день. По пути вниз нам попалось не так давно заброшенное селение, где дома еще находились в почти жилом состоянии.

Плохому это место — утопающее в плодовых садах и с роскошным видом на лежащую внизу долину — настолько понравилось, что на следующий год он вернулся сюда с командой энтузиастов (их было человек пятнадцать) из сырой Эстонии, поверивших его рассказкам о таджикском рае. Ну что ж, Аарэ не обманул их ожиданий! Среди участников этой экспедиции был наш общий знакомый Раймонд, который потом мне с восторгом рассказывал о полученных им кайфах во время азиатского тура и пребывания в этом кишлаке в особенности. Как раскололся потом Плохой, Раймонд устроил тут большой пожар, на который сбежались жители из долины. Но к эстонцам в то время в союзных республиках относились с большим пиететом, и поэтому никаких стремных разборок любителям таджикских достопримечательностей местное население не устроило.

Ну а мы с Плохим после небольшой стоянки в этом кишлаке продолжали спускаться в долину, пока, наконец, горная тропа не превратилась в центральную улицу крупного кишлака на берегу уже довольно-таки широкого Лучоба. Дом доктора Халима стоял у самого спуска к воде. Нас приняли просто роскошно: выделили отдельную комнату с видом на сад, реку и гряду гор по ту сторону берега, а также отрядили суфу во дворе, где, при желании, можно было спать ночью или отрываться днем за чаем и трубкой. В самый первый день нашего оттяга у доктора Халима мы пустили музыку с кассетника через радиоприбор, курнули и зарядили партию в шахматы. Это была самая длинная и самая эйфорическая шахматная партия во всей моей жизни. Мы долго думали, рассчитывая комбинации, или же спонтанно прерывали игру, когда этого требовала смена блюд на дастархане или же просто из желания отвлечься на запредельную панораму за окнами. Партия шла, наверное, часов двенадцать, и в результате я — с чувством огромного удовдетворения — победил, заблокировав противнику все ходы!

Кишлак Верхний Лучоб был похож на средневековый город с узкими глухими переулками и ступенчатыми проходами. Зато за безликими глиняными фасадами, отделявшими общественное пространство от частного, обнаруживались райские рассадники всевозможной флоры, домашняя живность и даже специальные певчие птицы. Под переливы их пения мы рубились по вечерам на суфе, среди ватных одеял, смотрели телевизор под плов и чай со сладостями, курили папиросы и, созерцая окружающий горный ландшафт под звездным небом геомантического пояса Парсо, вели философско-теологические беседы в их натуральную величину.

Махалля. Здесь я впервые познакомился с тем, что в Таджикистане называется «махалля» — традиционное клановое жилище. Махалля представляет собой, как правило, целый жилой комплекс, в котором размещается несколько поколений ближайших ветвей родственников. В большой махалле может проживать до нескольких сотен человек. Махалля часто образуется таким образом, что к дому родителей пристраиваются дома детей, а к тем — дома их детей и т.д. В результате образуется поселение типа родовой общины. Как считают некоторые таджикские ученые, социальная система махалли сложилась еще в период позднего неолита и являет собой пример одной из древнейших форм человеческого общежития.

Махалля интересна не только своей архитектурной, но и социальной организацией. Она построена на принципах родового социализма. Всеми средствами общины распоряжается совет старейшин, где председательствует глава рода. Все работающие члены «общежития» сдают заработанное в единую кассу, которой распоряжается верховный совет махалли. Совет решает, кто из какой семьи куда пойдет учиться или работать, кто на ком женится, изыскивает необходимые для этого средства, мобилизует связи. Махалля, таким образом, представляет собой систему общинного социального страхования, которая требует от своих членов жесткого подчинения. В советские времена это казалось архаизмом, сегодня — воспринимается как, возможно, единственная форма успешного противостояния анархии.

Мы погостили у доктора Халима дня три и отправились дальше, в Душанбе. От Верхнего Лучоба до Кишлака наркомов автобус довез нас минут за сорок пять — на ту же Водонасосную, куда мы приехали после Искандер-куля.

8. События и размышления