Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра

На Таганке. По пути в Душанбе мы с Ниной навестили в Москве штаб-квартиру Хайдар-аки на Таганке. Хозяин сидел в огромном кожаном кресле, за мощным антикварным дубовым столом, в восточном халате и тюбетейке, на фоне коричневого ориентального ковра. Книжные полки, стоявшие вдоль одной из стен кабинета, были заполнены изданиями на европейских и восточных языках. Хайдар-ака набрасывал по-французски начальные тезисы к своей «Ориентации». Не успели мы еще и чаю попить, как раздался звонок в дверь. В кабинете появился человек в полувоенном одеянии цвета хаки, с большой бородой как у Маркса: Владимир Степанов. Рам как-то назвал его «суфи-масоном» и был недалек от истины, если учесть беннеттовскую ориентацию Владимира. Некогда к нему в Москву приезжал в гости сам великий Роберт Грейвз — кидал лопатой землю на даче. Степанов был мастером четвертого пути и очень жестко подчас стелил. Но вместе с тем он являлся воплощением джентльменской корректности: снисходительно-ироничной и, вместе с тем, слегка опереточной.

Мы обсудили положение дел в мире, прошлись по последним публикациям Идрис-Шаха. Я передал привет от нашего мэтра. Степанов некогда приезжал к нему на базу, служившую в семидесятые годы точкой опоры бойцов невидимого фронта на всем Северо-Западе. Владимир также дружил с Хальяндом, когда тот учился в Москве восточным языкам и писал докторскую. Однажды, уже позже, мне пришлось быть свидетелем сцены встречи Владимира и Хальянда после двух десятилетий разлуки. Владимир приезжал в Таллинн вместе с «Арсеналом» и своей личной командой в составе непременных Кости и Гурама. Через меня Степанов пригласил на представление и Хальянда. Мы все увиделись в фойе концертного зала театра «Эстония», за чашкой кофе. Это был истинный момент бодрствования, вкус которого запоминается навсегда.

Хайдар-ака сообщил, что его люди, Сергей с Наташей, тоже должны отправиться, буквально на днях, в один из горных массивов Таджикистана. Сам он никак не мог решить, ехать ему за компанию или нет.

— Хайдар-ака, — уговаривал я, — брось все, езжай в Азию. Книжки читая — императором не станешь!

Но Хайдар был в тот момент захвачен «Ориентацией», и его интеллектуальная воля ориентировалась на северо-запад. Ну а мы с Ниной сели в поезд Москва–Душанбе, купили на дорогу мороженого и поехали на юго-восток.

Сталинград. Из транзитных впечатлений на этот раз почему-то запомнились руины монастыря в чистом поле, где-то под Рязанью. Остовы распавшегося комплекса напоминали некую гигантскую окаменелую рептилию. А ночью над тянущимся вдоль полотна лесом взошла, словно иррегулярная планета, белая в свете юпитеров, статуя Родины-матери. Циклопические размеры этого сооружения впечатляют. Даже мизинец ноги колосса выше человеческого роста. Рассказывают, что автор произведения, скульптор Вучетич, в процессе создания объекта так перенервничал, что у него впоследствии съехала крыша. Не знаю, как было на самом деле, но, глядя на статую Родины-матери даже из окна проходящего мимо поезда, можно ощутить высокий уровень психоделичности, заложенной в это произведение. Весь Мамаев курган как мемориальный комплекс, безусловно, завораживает и приводит в состояние, близкое к шаманскому прозрению.

Когда мы пересекали по высотному мосту Волгу, я, глядя вниз на протекавшие подо мной черные воды, постарался себе представить, как во время Сталинградской битвы по этим водам сплавляли раненых. Связывали по два бревна, сверху клали человека и пускали вниз по течению. Плывущие должны были пересечь линию фронта и немецкие позиции, а дальше их уже могли выловить свои. Могли — но чисто теоретически. Плоты с ранеными плыли под обстрелами, бомбежками, составляя часть общего хода величайшей битвы в истории человечества. Выловили далеко не всех. Многих снесло дальше вниз, в Каспийское море. Одним из спасенных был мой отец.

Идентичный Восток. Рассвет мы уже встречали в казахстанской степи. Я наблюдал, как над розовой почвой восходит огненно-красный шар новорожденного Солнца. Удьяннадья Митрамаха, арохануттарам дивам! Хадрогам мама Сурья, шукешу ме Хариманам!.. Ом, Храм-Хрим-Хрум-Храйм-Храум-Храух!

А потом весь день из плоского степного пространства наплывали величественные каменные города мертвых, с полумесяцами и тюрбанами, резко контрастировавшие с юдолью живых, ютившихся в крытых соломой глиняных хижинах без окон, или в каких-то стремных, крытых фанерой, сарайчиках. Нищета населения в советском Казахстане превосходила даже российскую. Хотя, безусловно, и там существовали оазисы благополучия: столица Алма-Ата, курортная зона Медео, закрытый город Тюратам (Байконур). Но меня больше впечатляли города типа Туркестана или Кызыл-Орды, где сохранялась идентичность «отсталого нищего Востока». Эта нищета кочевой степи постепенно гаснет в необитаемой пустыне, за черными песками которой встает как бы новая цивилизация. Сначала — фрагментарно, в виде небольших зеленых оазисов в кольце барханов, затем — уже в качестве систематически возделанного агрикультурного и просто культурного ландшафта.