— Как дела в школе, мистер Сварц?
Ленни стремительно повернулся к ней.
— Очень хорошо.
— Приятно слышать. А как вам нравится тут, в нашей глуши? Должно быть, очень тоскливо после Кейптауна. Вы не скучаете по кейптаунской жизни?
— Сам не знаю, — с некоторым раздражением ответил Ленни.
Старик усмехнулся. Славная девушка. Не гнушается разговором с цветными, а к учителю относится с уважением, — понимает, значит, что всякий учитель заслуживает уважения, будь он белый, зеленый или синий. Старик вдруг почувствовал симпатию к Сари.
— Я старый человек, — сказал он, — и я не так начитан, как эти молодые люди, или как вы, мисс Вильер. Но я знаю кое-что, чего не найдешь ни в каких книгах. Вы спросили мистера Сварца, не тоскливо ли ему здесь, в глуши. А он ответил, что сам не знает. А сказать вам, почему он не знает? Потому что об этом в книгах не написано.
Исаак улыбнулся и еще усерднее принялся протирать очки. Ленни закурил и прислонился к прилавку.
Старик покачал головой.
— Улыбайся, сынок, улыбайся! Ты, верно, думаешь: «Вот старик опять бредит вслух». Но я тебе кое-что скажу, и ты об этом подумай, потому что это не из книг, а из жизни.
Да. Здесь у нас глушь. Сегодня, как вчера, вчера, как сегодня. Тишина да ветер. В этой стране много таких глухих углов. Долина, кучка домиков, горсточка людей. И тишина. И везде человек бьется за свой кусок хлеба, за кров над головой и за своих детей. Много на свете таких глухих углов, куда больше, чем городов. И всюду такая же тишина, как здесь у нас.
Но я хочу сказать о другой долине. О долине сердца. Это тоже глухой угол. Потому что в жизни много зла, а зло опустошает сердце: делает его унылым и безгласным. Даже в большом городе у человека в сердце может быть такая же глушь, как у нас в Стиллевельде. И только тогда уныние покидает долину сердца, когда вокруг любовь, доброта и участие, когда ненависти и злобе нет места, когда слышится детский смех… Вот у меня — У меня и в Стиллевельде тоска на сердце, и в Кейптауне, и где бы я ни был. Это вам, мисс Вильер, говорит старый человек, у которого нет ни дома, ни родины.
Старик смущенно усмехнулся и стал водить пальцем по прилавку. Исаак с изумлением смотрел на отца.
Ленни стало неловко. Он хотел уйти, но Сари стояла в дверях, загораживая ему дорогу.
В глазах Сумасшедшего Сэма плясали огоньки. Старик посмотрел на него и кивнул. Они поняли друг друга.
Взгляд Сари скользнул куда-то повыше головы Ленни.
— Так я буду ждать, — сказала она. — До свидания.
— Не беспокойтесь, все будет в порядке, — проговорил старик, относя ее слова к заказанной муке. Сумасшедший Сэм еще раз испытующе взглянул на Ленни и следом за Сари вышел из лавки.
Исаак опомнился первым. «Размышления о долине сердца лучше пока отложить», — подумал он и улыбнулся Ленни.
— Давно вы не показывались.
— Очень занят был.
— Я слышал про Мейбл. Очень жалко.
Ленни пожал плечами.
— Что ж тут поделаешь! Но хотелось бы хоть знать, где она. Надо было мне дать ей письмо к одной моей приятельнице.
«Ты был слишком занят собой все это время», — подумал Исаак. Вслух же он сказал:
— Мако заходил вчера. Спрашивал про вас.
Ленни решительно тряхнул головой.
— Ну, мне пора. У меня вечерние занятия. Еще увидимся.
— Приходите.
Ленни пошел к двери, но на пороге остановился.
— Не хотите ли немножко пройтись? — спросил он, не глядя на Исаака.
Исаак оглянулся на отца.
— Пойдемте.
— Если вам некогда, то не стоит, — поспешно сказал Ленни.
— Нет, отчего же.
Исаак снял фартук и вышел из-за прилавка. Он видел, что отец смотрит неодобрительно, и у него невольно сжались кулаки.
— Я скоро вернусь, отец.
Старик печально покачал головой.
Они обогнули лавку и направились в сторону от Стиллевельда. Долгое время оба молчали. Ленни шел, глубоко засунув руки в карманы, опустив голову. Исаак слегка сутулился, но голову держал прямо, и глаза за толстыми стеклами очков мечтательно смотрели вдаль.
Солнце уже зашло. Только по краю неба горела яркая оранжевая полоса. Вечерняя прохлада опустилась на землю, и синие холмы на горизонте подернулись туманной дымкой.
Исаак время от времени поворачивал голову и смотрел на Ленни, но заговорить с ним не решался.
Долина и людское жилье остались далеко позади, и теперь они с Ленни были двумя точками среди пустынных просторов. Кругом не было никаких признаков человеческой жизни. Безмолвие господствовало над вельдом, в небе и на земле.
«Ему вовсе не хочется говорить со мной, — думал Исаак, — но ему нужно, чтобы кто-нибудь его понял».
Он снял очки и посмотрел куда-то в сторону.
— Когда она сказала: «Я буду ждать», это относилось к вам?
Они прошли еще с десяток шагов в молчании.
— Да.
И снова несколько минут ничего, кроме тишины вельда. Вдруг Исаак порывисто обнял Ленни за плечи.
— Вы не хотите мне ничего рассказывать, Ленни. Вам просто нужно, чтобы кто-нибудь вас понял. Я понимаю.
Словно по безмолвному уговору, они повернули и тем же путем пошли назад.