Тропою испытаний. Смерть меня подождет

— Сама знаю. Три листопада или больше назад близко голец девка потерялась. Пошла от стоянки на озеро уток стрелять и не вернулась. Долго искали- не нашли. Без следа потерялась. Потом, две зимы, что ли, назад, мужик, шибко хороший охотник, пошел на Ямбуй сокжой (дикий олень) промышлять и тоже пропал.

— Куда же они девались, как ты думаешь?

— Мой старик Карарбах говорит, будто там, на гольце Ямбуя живет злой дух. Он не любит, когда близко к горе приходят люди, беспокоят его своими делами.

— А ты веришь в духов? — спросил я.

Она посмотрела на меня долгим, чуть насмешливым взглядом.

— На свете много чего есть, даже самый мудрый не все знает… Я, может, не стану верить в духов, если ты скажешь, куда могут деваться люди, пропасть без следа… Не знаешь?… А я знаю- только к Харги! — закончила она убежденно, и у нее нервно задергались уголки рта.

— У нас на Ямбуе в этом году тоже пропали два человека: один весною, а второй недавно.

— Лючи? — удивилась она.

— Да, русские.

Лангара поражена не меньше меня. Задумывается. Потом шепчет:

— Видишь, духи шибко гневаются: сколько людей брали- и все мало. Ты искать будешь?

— Да. Мы должны найти их хотя бы даже мертвыми.

— Скажи, какой дурной проводник таскал твой люди на Ямбуй, в это худое место?!

— Маймаканские каюры.

— А-а, маймаканские могли не знать, что на Ямбуе стоит чум Харги. От них эта гора далеко.

— А вы хорошо искали пропавших?

— Как искать будешь, если нет следа?

— Вот уж зря свалили на злого духа. Надо было узнать, почему погибли люди.

— И ты не ходи к Ямбую- пропадешь! — говорит она, пронизывая меня умными глазами.

Ну и дела! Я, кажется, готов поверить, что на этом далеком гольце, у границы Алданского нагорья, действительно властвует злой дух Харги. Но в образе кого? На двух или на четырех ногах?

Лангара, вплотную приблизившись ко мне, пытается отговорить меня.

— Послушай, кто пропал на Ямбуе, ты даже следа их не найдешь, да и зачем тебе мертвый? Не ходи. Зачем напрасно тропу топтать? Лучше пойдем с нами вершину Худоркана, дикий баран добудем, мясо жирное кушать будем. Э-э, какой это мясо! — Она сладко причмокнула пустым ртом. — Ел?

— Много раз ел, Лангара. Хорошее мясо. Но спасибо за приглашение. Ты мне сейчас такую задачу задала — не до баранов. Скоро к Ямбую еще наши люди придут, как бы и с ними чего не случилось. Надо торопиться туда.

— Не хочешь?… Подумай, атыркан (старуха) хорошо тебе толмачит. Когда в потках нет мяса, невесело кочевать по тайге. — И она, видимо вспомнив о вечерних своих обязанностях на стоянке, отошла от костра, но вдруг вернулась, ткнула мне в грудь разлохмаченным концом посоха.

— Думаешь, ты сильнее Харги?

— Человек сильнее всего.

— Пустая думка! — бросила она с досадой и торопливыми шагами ушла к чуму.

Кто-то осторожно подкрадывается ко мне сзади. Это Битык, окруженный детворою всего стойбища. Он не сводит с меня глаз, шагает неслышно, поднимая высоко ноги. В руках у него небольшой, красиво изогнутый лук из тяжелого лиственничного дерева. Тонкая жильная тетива одним концом наглухо прикреплена к луку, другой же конец свободен, чтобы не держать дерево в постоянной напряженности.

У одного, видимо, самого старшего из ребят, дочерна смуглого парнишки, я увидел в руках стрелы, довольно-таки длинные, тоже из лиственничного, прямослойного дерева, с железными наконечниками. Они тщательно отделаны и гладко отполированы — от этого, должно быть, зависела их меткость.

На виду у затаившейся детворы Битык высовывается вперед, но колеблется. Черные глазенки лукаво искрятся, подбородок дрожит, он явно не в силах преодолеть страх. Не знаю, что ему надо, ободряю его улыбкой. Парнишка как будто смелеет, пытается тоже улыбнуться. Его взгляд опять приковывает рукоятка моего ножа. Заглядевшись на нее, он шагнул вперед, неожиданно ногою зацепился за кочку и, смешно подпрыгнув, падает на землю вместе с луком. Раздается взрыв детского смеха. Я тоже смеюсь.

А Битык уже на ногах. Плотно сжав губы, мальчишка подходит ко мне твердой походкой, но не ближе чем на два шага, протягивает лук, а головой кивает в сторону, где лежат наши вьюки.

Я смотрю туда и ничего не понимаю. Зову проводника.

— Долбачи, спроси у Битыка, что он хочет?

На лице старика появляется многозначительная улыбка.

— Ему нравится твой карабин, — говорит Долбачи. — Он хочет менять его на свой лук.

Смотрю на парнишку в недоумении: шутит он или серьезно хочет обменять свой лук на мой карабин? Битык тоже не сводит с меня взгляда, ждет ответа, стоит убежденный, что этим обменом делает мне одолжение. А я не знаю, как отказать ему, чтобы не обидеть и не унизить себя в глазах детворы.

Они ждут, что будет дальше.

Выручает меня сам Битык. Повернувшись к ребятам, он передает одному из них лук, берет топор и, полный независимости, шагает мимо своих сверстников прямо в темноту.