Тропою испытаний. Смерть меня подождет

В полночь в ущелье прорвался ветер. Зашумел в смутной тревоге разбуженный лес. Старые ели тесно сомкнули Вверху густые кроны. В темном небе бесшумно дыбятся тучи, бросая на землю остатки снега.

Мы не спим. Ветер полощет борта палатки, прорывается в щели, забивает дымоход, дым из печки расползается по палатке, душит нас. Василий Николаевич и Александр встают, одеваются и долго стучат топорами, устраивая заслон для трубы.

— Кучум места себе не может найти, в снег зарывается. Как бы это все пургой не кончилось, — говорит Александр, плотно застегивая вход в палатку.

Хотя пурга и не разыгралась, погода наутро оставалась хмурой, тяжелой.

Подъем на перевал отнял у нас много сил, и день показался невероятно длинным. Натруженные плечи не расправляются, отяжелевшие ноги шагают по инерции.

К исходу дня мы с трудом добрались до места своей прежней стоянки на Мае. Поставили палатку, напилили дров. Пока варили ужин, Кучум сидел поодаль от костра, навострив уши и настороженно поглядывая на реку.

— Какого лешего он там видит? — сказал Василий Николаевич, всматриваясь в сумрачную долину. — Разве медведь где шараборит?

Нигде никого. А кобель, сделав несколько прыжков вперед, вдруг замер в напряженной позе, устремив глаза на край мари. В это мгновение из леса выкатился какой-то комочек и застыл черной точкой. Кучум медленно повернул ко мне морду, как бы спрашивая: «Видишь?» — и завилял хвостом. А комочек вдруг рванулся к нам и запрыгал мячом по мари.

— Собака, — шепотом произнес подошедший Василий Николаевич. — Откуда она взялась?.. Да ведь это Бойка! Ей-богу, она!

Действительно, к нам мчалась Бойка. Кучум кинулся ей навстречу, мать и сын столкнулись и начали лизать друг другу морды. Затем Бойка, выгибая спину, прижимаясь к земле, ластясь, приблизилась к Василию Николаевичу. Не сводя с него умных глаз, она ждала хозяйской ласки. Растроганный Василий Николаевич присел перед собакой, губы его расплылись в улыбке.

— Откуда ты взялась, дуреха? Соскучилась… — ласково ворчит он, обнимая Бойку, которая льнет к нему, лезет мордой под телогрейку.

Сколько в этих движениях доверия и преданности!

Потом Бойка бросается и ко мне, ластится, тычется в лицо, повизгивает, но уже не так горячо.

— Наши едут! — кричит Александр Пресников, показывая на лес.

По следу Бойки на марь выходят на лыжах Геннадий, за ним Улукиткан ведет караван.

— Радиостанцию везут — наверно, срочное дело есть, — говорит Мищенко, всматриваясь в приближающуюся группу.

— Знамо дело, попусту не погнали бы оленей по такому снегу, — заключает Александр.

Наконец обоз подошел к палатке. Мы поздоровались.

— Далеко ли бредете? — спросил Василий Николаевич.

— Человеку даны ноги, чтобы он долго не сидел на одном месте, — спокойно ответил Улукиткан.

— Нет, вы только послушайте! — воскликнул Геннадий. — Остановились мы километрах в двух отсюда, за лесом, оленей отпустили, снег утоптали под палатку. А Улукиткан говорит:

«Однако, неладно таборимся — наши близко ночуют». — «Как-то ты узнал?» — спрашиваю. «Дым, — говорит, — разве не слышишь?» Понюхал я воздух — вроде ничем не пахнет. А он ругается: «Зачем с собой глухой нос напрасно таскаешь? Давай запрягать, ехать будем». Я стал было отговаривать его: дескать, может, только показалось тебе. А он свое: «Надо ехать». Запрягли, тронулись, я впереди. Выхожу на марь, смотрю — действительно палатка стоит, дымок стелется; понюхал — не пахнет. Когда уже вплотную подошел, только тут и учуял запах дыма… Вот ведь какой старик!

— Мой нос, правильно, кругом слышит, а твой только насморк знает, — засмеялся Улукиткан и стал распрягать оленей.

— Какие вести? — нетерпеливо обращаюсь к Геннадию.

— Спросите у него, — ответил тот, кивнув головой на старика. — Поедем, говорит, к перевалу, как бы беды не случилось с нашими. Есть и неотложные радиограммы из штаба экспедиции.

Общими усилиями ставим для прибывших палатку, натягиваем антенну. Улукиткан привязывает на шею непокорным оленям чанхай — круглую палку длиной примерно в три четверти метра, — чтобы они не ушли далеко во время кормежки, и отпускает всех на пастбище. Животные табуном бросаются к распадку, на бегу тычут морды по уши в снег, нюхают, ищут ягель и, перегоняя друг друга, скрываются в лесу.

Из темных туч повалил снег. Все мы собрались в одной палатке. Запах отогретой одежды, портянок, свежей хвои мешается с запахом человеческого тела. Геннадий забился в дальний угол, стучит ключом, вызывая штаб. Улукиткан чистит свою старинную бердану.