Тропою Силы

Как оказалось, Ирбис был не таким уж простым мастером. Он обучился лично у Цикуны, и имел профильное образование храма Акар Кеш, храма равновесия. Ну… оно в принципе не удивительно, с учетом характера Ирбиса и его заскоков к порядку. Так вот, он показал мне, как можно погрузиться в особую форму медитации и тем самым заглянуть за грань. Эта штука называлась — предвиденье, и хоть в малой степени ей обладали абсолютно все Дже’дайи, по-настоящему предвидеть могли единицы. Ирбис относился к тем, кто предвидеть-таки может, но не слишком много. Он же сам для себя попытался увидеть, что ожидает его в моей паре. Как сказал Ирбис: «Боль, унижение, стыд». Обиделся, в самом деле, где я его так? В ответ, тот припомнил наше знакомство. М-м-м, таки да, все присутствует и именно в такой последовательности. Блин… даже совесть как-то закопошилась, неудобно вышло.

Но вот потом, он признался, что, судя по тому же предвиденью, со мной хоть и будут проблемы, но придет момент, когда я с огненным мечом в руках, спасу его жизнь, так что несмотря ни на что Ирбис даже не думал идти сдавать меня перед советом. Он вообще каким-то странным резко стал, что меня чуточку пугало, но как только Сила не влияет на разумного.

После этого же разговора, отношения у нас немного выправились. По крайней мере мы не пытались друг другу подгадить и порой даже вполне себе хорошо общались. И возвращаясь к технике предвиденья, Ирбис, выполняя роль учителя, таки постарался донести до меня эту тему и то, как её можно использовать.

Что могу сказать? Прорицатель из меня хрено-о-о-овый. Благодаря матери и её игре в «вышибалу», я уже обладал предвиденьем, но конкретно удара, потому спокойно уклонялся даже не от снаряда, а от траектории, по которой он пойдет. Действовало это, правда, только секунды на три вперед, а дальше — ну вот ни в какую. Я не мог «разорвать завесу и узреть грядущее», и откровенно не понимал, как это делает Ирбис. Не получалось у меня толком погрузиться ни в светлый, ни в темный аспект… Но по крайней мере старался! Иногда. Когда меня не валили на пол приступы флегматизма. Иногда, когда было ну вот о-о-очень скучно, накатывал такой пофигизм, что я с полным отрешенности взглядом, ложился на пол и смотрел в потолок прямо во время заседаний Хадии и практически ничего не могло меня поколебать. Только если кто-то вот прямо сейчас не попытается зарезать Хадию, тогда да, встану и покажу нахалу — как тот не прав, что отвлек меня от созерцания потолка!

Кстати, о Хадии, на днях познакомился с её отцом. Тви’лек матерый, закоренелый, и отбитый. Нормального разговора у нас с ним не состоялось, мое «похрен», столкнулось с его «хочу». Хадия-то с этой моей чертой мирилась и просто перестала обращать внимания на мои заскоки, а вот её отец так не смог. Поэтому после первой же личной встречи, мы больше и не общались. Так, иногда, редко, по связи и то исключительно по делу.

Одно радует, у этого типа так же, как и у дочери (или наоборот?) был личный кодекс, которого тот придерживался, так что лично мне, хотя бы дела с ним уже можно было иметь. Чего не скажешь про клан Рё, который попытался нанять меня как наемника в личных целях. Сначала проигнорировал, потом посмеялся, но вот когда ко мне подошла уже Хадия, с просьбой отвадить настырных чужаков, пришлось последним объяснять, что я не солдат, не наемник, и вообще не веду дела с отморозками. Да, оказывается на Чикагу есть еще большие твари чем те, о которых я знал. Но чего я удивляюсь, какая культура, такой и народец.

И вот тут Хадия выделилась с положительной стороны. По крайней мере в моем отношении. Да, девочка имеет несколько… специфический характер. Например, в меня разочек тыкали острием ножечка, с милой улыбкой на губах, когда я начал протестовать против уж совсем лютой дичи, в которой отказывался участвовать.

— Хадия… напомню тебе, что я только обеспечиваю тебе безопасность. Не больше не меньше. И, по-моему, тыкать в друзей колюще-режущим оружием — это моветон, — наигранно возмущаюсь. Сама малая даже тени мысли не имеет, чтобы действительно мне навредить. Так что можно считать, это особенностью её воспитания.

— Ну неужели ты меня оставишь на растерзание этим бесчестным мразям?

— Ты знаешь… да! — от меня убрали ножичек, скрестили ручки на груди и состроив обиженно- нахмуренное личико осуждающе посмотрели. Ох… как же мне нравиться эта моська, кто-б знал. — Физически тебя не тронут, да, но вот морально… ну уж нет, в это болото ты меня не затащишь, даже не надейся.

— А так хотелось. Личный Дже’дайи, это так престижно!

— А не много на себя берешь? — хмыкаю.

— Хорошо, переформулирую, — она импульсивно взмахнула ножичком. — Близкий друг Дже’дайи, готовый заступиться, это очень серьезный аргумент на любых переговорах.

— Не пытайся воззвать к моей жалости, — отмахиваюсь и разворачиваюсь.

— Эй!

— Что?

— Ну сжалься Шейд, они же из меня все соки высосут, — подскочила Хадия, преданно заглядывая в глаза.

— А что ты от меня хочешь?

— Чтобы ты их того… припугнул. Немножко. Пойми, там будет весь цвет общества.

— Скорее грязь, — фыркаю.