Тропою снов (СИ)

Озеро образовалось в кратере усмиренного в стародавние времена вулкана. Кратер же этот настолько велик, что вмещает в себя не только озеро, но и сам город, по берегам озера раскинувшийся, и изрядные лесные угодья вокруг города, и даже несколько малых предельчиков в дне пути от столицы… Исполинские стены кратера неровные, выщербленные временем и следами былых сражений. Восточная и западная стороны — отвесные неприступные скалы. В южной — гигантская брешь, озеро прижимается к ней вплотную и там бурлит гигантский водопад, исток стремительной речки Борайны, что бежит на одиннадцать дней пути, до самого Дьеборайского залива. А через северную стену пробит туннель, единственная дорога, соединяющая Небесный Край со всем остальным цивилизованным миром. В Небесном Краю живет народ моей матери, там много малых храмов, посвященных Свету…

Да. Стоит только вспомнить, как я рвалась уехать оттуда. Мой отец не горец, он был аль-воином на храмовой службе… как я от счастья прыгала, когда он пообещал меня в столицу отвезти… чтобы я, дочь единственная, жила в его доме, науки разные в гимназии столичной постигала. Он верил, что я в учебе больших успехов достичь сумею, особенно если учителя найти хорошего. Да. Нет больше на свете ни папы, ни мамы, и наставника моего тоже из города выгнали… а уж учитель у меня теперь такой, что лучше бы его и вовсе не было.

Под ногами давно уже не песок, а гладкие крупные валуны. Здесь осторожность нужна немалая, не то заработаешь вывих и будешь потом жизни радоваться. Место глухое, сюда мало кто из городских заглядывает. Ползком же отсюда выбираться — удовольствие то еще, можете мне поверить.

За камнями встает неровная скала мрачного серо-стального цвета, в рыжих подтеках ржавчины и седых пятнах тысячелетнего мха. Под скалой — широкий каменный колодец, куда с ревом хлещет вода из озера. Далеко-далеко и очень глубоко отсюда, в одной из нижних долин, поток вновь вырывается из камня на свободу и дальше уже катится бурной звенящей речкой до самой Борайны. Но исток его находится здесь.

Дикое место.

Я часто прихожу сюда.

Мне по душе свирепая ярость воды, сумевшей проточить проход в неприступной скальной твердыне.

Женщина. Невысокая, но красивая. Одета странно: в брюки и пеструю курточку. Лицо бледное, волосы бесстыдно распущены. А за плечами вьется черное призрачное пламя — не то плащ из особенной тонкой ткани, не то и впрямь колдовской, магический огонь…

…Могучий аль-воин с огромным фламом, Свет брызжет с клинка, больно смотреть… ну что ж ты медлишь, папа, рази! Женщина смеется. Папин флам ее нисколечко не пугает…

— Что, хороша месть, аль-мастер Ибейру? — интересуется женщина. — Ты будешь жить, зная, что твоя дочь постигает азы магического искусства в Черностепье, под сенью Вершины Тьмы!

… Вспышка, ворох гаснущих искр на месте живого человека… Боль плавит сердце: папа погиб, его убили, я никогда больше его не увижу… никогда…

…- Вставай, девчонка. Надеюсь, ты того стоишь…

Подхватываюсь с колен, стискивая рукоять отцовского меча, и тяжеленный двуручный флам вдруг становится легким-легким, легче голубиного перышка. Бешеное пламя в душе, и какого безумия больше, наведенного мечом или своего собственного, — кто знает.

Женщина вскидывает руки в защитном жесте — поздно! Ярчайшая вспышка заливает мир слепящим Светом, напрочь выжигая все тени.

Опасно призывать Высшую Силу тому, кто ей не служит. Да еще с боевого артефакта. Но мне нет никакого дела. Свет хлещет с неукротимой яростью восставшего от тысячелетнего сна вулкана. Меня несет вместе с ним, словно щепку в потоке. Сквозь Междумирье, вслед улепетывающей от справедливого возмездия дряни, — уничтожить, стереть в пыль, распылить пепел черной душонки по всем мирам Спирали!

Мне шестнадцать, но я часто чувствую себя старухой, перешагнувшей через свою сто первую весну. Тот поединок выжег мне душу до самого дна. И если бы не искусство накеормайских нданнов, сидела бы я тут. Но они исцелили только тело. Пустоту, осевшую в душе, никто не сумел изгнать. Она осталась со мной, осталась навсегда, равнодушная, глубокая, полная. Не подобрать слов, чтобы рассказать о ней. Когда пытаешься объяснить, никто не понимает.

Никто не знает, каково это — жить с пустотой в душе и на сердце.

Я потом узнала имя той жуткой женщины. Дорей-нданна Матахри, из высших магов Черностепья. У них, в Черностепье, совсем дела плохи, уже и Свет угасать начал, оттого и детей практически не рождается. Вот они и разбойничают по всему Накеормайскому пределу, крадут детей и подростков, не прошедших Посвящения, воспитывают из них таких же уродов, как они сами. Меня тоже украсть хотели, да не вышло. Да. Надо было мне ненавидеть эту Матахри, жаждать мести, и все такое. Но пустота не оставляла места для горячего чувства. Придет день, и я убью дорей-нданну Матахри. Все. При чем тут ненависть и жажда мести? Их во мне совсем не было.

— Эй, привет! Так и знал, что здесь сидишь. Любимое место, да?