Никакой это не старческий маразм! Это — боль. Боль, выдержать которую невозможно. Даже ему. Отсюда и птички эти, кораблики, ночные прогулки у озера и прочие странности. Хотя бы так отвлечься, чтобы окончательно не рехнуться от боли…
Я вдруг поняла, что мешаю ему. Как Юлеська мне утром мешал, отвлекал своим присутствием, так и я мешаю Верховному аль-нданну размышлять. Что он там задумал, и почему это вызывало у него такую хандру — не мое, в общем-то, дело. Мне не хотелось быть докучливой обузой. Но и уйти — вот так просто, развернуться и уйти, я не могла тоже. Как-то нехорошо получится.
Не по-человечески.
Птица все летела над озером, уменьшаясь в размерах. Где-то там, за доступным зрению пределом, она исчезнет, вернув миру Силу, затраченную на ее создание. Ну а пока она летела, красиво изгибая свое прозрачное тельце…
Летела прямо к Храму.
Храм отражался в глади озера как в зеркале. Отражение ничем не уступало оригиналу: казалось, я вижу перед собой два настоящих Храма… вот только Вершина у каждой изначальной силы может быть лишь одна.
Странное чувство охватило меня. Будто весь мир застыл, остекленел неподвижной картиной. Будто озеро и Храм, и сады на том берегу осталось за прочной стеклянной стеной. По ту ее сторону. А я осталась здесь, одна. Странное страшное чувство. Будто бьюсь в эту стену и никак ее разбить не могу. Не приведи Свет еще раз испытать подобное!
Но мир вдруг ожил, обретая объем и звуки. Стена исчезла. А может, и не было ее никогда, может, она мне лишь примерещилась. Я уже не была ни в чем уверена. Чувство отчаянного бессилия исчезло, растворилось в привычной пустоте. Я обернулась и увидела, что аль-нданн Баирну исчез. Исчез незаметно и без лишнего шума, это он умел. Только что стоял рядом и — раз, нету его. А след, присутствие, еще долго остается на месте, такое явное, будто он сам все еще рядом. Солнце ведь тоже может спрятаться за тучи, но прогретый его лучами воздух еще долго продолжает отдавать тепло…
Я постояла еще немного. Может, учитель передумает и вернется? Но он исчез, и возвращаться не собирался.
Тогда я тоже побрела домой.
Снился мне сон. Большая полноводная река, закованная в лед. Берега устланы пушистым белым снегом. Солнце светит сквозь легкие облака, и падают, кружатся в воздухе мелкие искристые колючки-снежинки. В солнечных лучах они сверкают всеми цветами радуги. Это красиво, это так невыразимо красиво, что хочется замереть и смотреть, смотреть на снежный танец бесконечно. Но смотреть мне некогда. Я с подругой — с Сешмой, что ли? — лечу по крутому склону прямо на реку. На ногах у меня — странные длинные палки, в руках тоже какие-то штыри. Мы заливисто смеемся, нам весело, быстрый стремительный спуск причиняет нам сладкую жуть, ради которой мы, собственно, и полезли на крутой склон.
Подруга запинается, падает. И дальше катится бесформенным комом, ее заносит и с размаху прикладывает о ствол дерева.
Счастье мгновенно заканчивается. Теперь нам обеим страшно, а ей — вдобавок очень больно, она кричит не своим голосом, а я… я…
У Сешмы сломан позвоночник. И я знаю откуда-то, что никто ее не исцелит… только я… а у меня нет ралинза.
— Нельзя без ралинза, — говорю в отчаянии. — Нельзя, не могу я, пойми!
Ралинз — это артефакт высшего магического порядка, его обязаны носить все, прошедшие Посвящение. Любое магическое воздействие негативно влияет на Грань мира. Грань теряет устойчивость, и сквозь нее в мир начинает сочиться хаос Междумирья. Ралинз позволяет затянуть повреждения — за твой собственный счет, разумеется, а Силы ему требуется немерено. Сама, без ралинза, я не сумею устранить последствия! Я не смогу закрыть Грань! И причиню тем самым страшный вред странному этому миру, в котором течет невиданная ледяная река.
Но тогда Сешма умрет на моих руках…
И я решаюсь.
Пусть патруль оторвет мне голову, зато подруга останется в живых. Пусть сам Верховный аль-нданн накажет меня, как ему вздумается, зато Сешма будет жить!
Меня никто не учил азам целительства, но я знаю откуда-то, что и как нужно делать, и получается у меня на удивление хорошо.
Я никогда не видела, как выглядит Грань, хранящая миры от хаоса Междумирья. И сейчас я не видела ее тоже, лишь чувствовала беду, встающую за плечом.
Но мне не было дела.
— Все. Я сделала, я сумела! С тобой все в порядке, Сешма! Вставай! Сешма! Эй!
Тормошу подругу за плечо. Ну, что это она, зачем притворяется? Ведь все уже позади.
— Вставай, слышишь? Вставай!
Она поднимает голову.
И меня бьет наотмашь ледяным ужасом. Передо мной вовсе не Сешма.
Знакомый взгляд темных глаз, кривая усмешка на губах. Торжествующий смех.
Матахри.
Серый туман безвременья хлещет в пробитую исцеляющей магией дыру. Я тону, я захлебываюсь, я не успеваю, я погибаю! И смех несется мне вслед, лишая последних сил, сводя меня с ума…
Я вскинулась на своей постели, дрожа от пережитого ужаса. Тьма, приснится же такое! Ледяная река и дорей-нданна Матахри, которую я спасала вместо Сешмы… Знала бы, так не спасала бы вовсе!
Я поднесла ладони к лицу.
Пальцы дрожали.