Тропою Толтеков

Он успел на работу, но буквально минута в минуту, и о утреннем черном кофе пришлось забыть. На вопросительный взгляд Джека — такого же, немного потертого, как и он, конторского служащего, Джон только жалостливо пожал плечами, мол: "Что поделаешь, даже парой слов не перекинуться до обеда!". Он с тоской взглянул на стол: там уже ждала его утренняя разнарядка. Он знал, что это опять будет текущий баланс "Трэйд Фалконс" — и почему у преуспевающих фирм такие идиотские названия? Торговые соколы — нет ничего более глупого. Но пока они платили их конторе деньги за бухучет, нужно было радоваться успешным соколам и восторгаться их именем.

Когда неприступный, как скала, и готовый лопнуть от важности шеф прошествовал к себе в конторку за стеклянную дверь, Джон уже с деловым видом восседал за своим столом. Ну и что, что он еще не мог отдышаться — на секунду дыхание можно было и задержать — даже наоборот, подобострастней выйдет.

Он хорошо знал, что нужно шефу. Как любой начальник средней руки, тот любил лизоблюдство, четко выполненную работу и, естественно, не любил вопросов, особенно про зарплату и отпуска. Единственное, что его можно было спросить, это было: "Как поживает Ваша супруга, и не болеют ли Ваши очаровательные детишки?" Видел как-то раз он эту супругу с детишками — почти точная копия отца семейства, такие же бегемотообразные, разве что детишки калибром чуть поменьше.

Джон не без гордости считал себя хорошим специалистом — в конторе даже разыгрывали пари на то, найдет ли кто в его бухгалтерских отчетностях ошибку, но приходы и расходы всегда сходились с невероятной точностью. Он где-то понимал, что это было еще и из-за того, что просто ни у кого не было времени проверять. Вот у Джека, семья в пять ртов, где уж тут до игр с коллегами.

Джон жил один. Он не хотел признаваться себе, но все же понимал, что с возрастом ему все трудней устанавливать контакт с противоположным полом. Он и в молодости не очень знал, как обращаться с девушками, а теперь его все сильнее одолевала то ли робость, то ли неуклюжесть. Ему все больше казалось, что женщины — это какие-то совсем чужеродные создания, почти инопланетяне. Последний раз он разговаривал с дамой вне работы, когда он был в гостях у Джека. Его усталая жена всю дорогу причитала, как тяжело сейчас выживать и что сколько стоит, и как ни на что не хватает денег. Почему-то ему стало худо, когда он представил, что такое создание будет крутиться у него дома и целыми вечерами жужжать про свои проблемы.

Его мысли прервал начальственный окрик:

— Джон! Зайди на минутку! — шеф вызывал на ковер. В преддверии пятницы это не означало ничего хорошего. — Заходи! Как дела? — произнес он, когда Джон прикрыл дверь за собой.

На вопрос можно было не отвечать — и даже не потому, что он был просто приветствием. Джон знал, что его проблемы здесь никого не интересуют, и надо отвечать самым бодрым тоном, что дела помаленьку продвигаются. Опять-таки, куда они двигаются, никто не желал знать, но и отвечать, что все прекрасно, означало нагрузить себя напрасной работой. Поэтому Джон сдержано поблагодарил (неизвестно за что) начальство и подобострастно спросил:

— Чем мог бы быть полезен, сэр?

— Ты знаешь, как трудно всем сейчас, — начал патетически шеф.

Джон уже приготовился к знакомой теме, что какой-нибудь важный клиент ждет срочного подведения баланса для привлечения инвестиций, и кому-то надо пожертвовать выходными, а такой специалист, как он, у них чуть ли не в единственном числе. Но действительность повергла его в шок. Никакой клиент ничего не просил, и даже наоборот — отказывался от их услуг, и даже не один, а сразу несколько.

— В общем, я посмотрел по списку наших работников и с огорчением должен сказать тебе плохую новость, — впервые за свою службу Джон видел, как шеф прятал глаза и мялся, не зная, как преподнести ему это известие. Клерк почувствовал, как у него, против воли, подгибаются колени. Но шеф не был бы шефом, если бы, собравшись с духом, не сказал, как припечатал. — С понедельника ты больше не работаешь у нас. Вот документы на увольнение.

Джон, плохо соображая, что происходит, молча, взял какие-то бумажки и, не глядя на них, вышел за дверь. Он был потрясен: "Как же так?" — повторял он про себя: "Я же, наверно, лучший специалист. Почему я?" Несмотря на кажущееся несправедливым решение, он понимал, что у него единственного не было семьи и, наверно, шеф не был уж такой свиньей и старался ограничить страдания только одним человеком. Но шеф не учел одного: в течение этого, непостижимо долгого времени депрессии у Джона ничего, кроме работы и не оставалось.

Сейчас он с ужасом понимал, что не знает, что делать. Идти завтра в очередь за бесплатной похлебкой он не мог. Джон вышел на улицу, не замечая, ни вопросов бывших коллег, ни пешеходов, ни даже того, что забыл одеть плащ. Он шел непонятно куда. Даже не замечая, что все его обычные страшилки в виде карманников и хулиганов не пристают к нему, а только молча, как будто озадаченно, смотрят ему вслед.