Тропою волка

Монахи-северяне действительно хорошо разбирались в лекарственных травах. Большинство снадобий они умели изготовлять из обычных растений, что можно было найти на Сарамитской равнине или в предгорьях: из тимьяна и горчицы, ивы и горной пихты, полыни и череды. Часть трав собирали на каменном плато, где находилось капище древних богов; растения, собранные там, обладали огромной силой. Иной раз, приготовляя зелье, приходилось применять истолченный панцирь черепахи или сушеную водяную змею, растворенную в крепком вине, в особых случаях можно было прибегнуть и к помощи заклинаний, но ими Амалиин старался пользоваться как можно реже.

Несмотря на то, что монастырь стоял далеко в стороне от проезжих дорог, настоятель получал кое-какие новости от гонцов, которые приезжали за снадобьями из Рунона, Лутаки и других городов. В крупных городах медициной занимались врачи-практики, совсем недавно объединившиеся в свой профессиональный Орден, и лекари, знатоки лекарственных трав. Помимо них существовал еще один Орден, в который вошли заклинатели: они лечили людей с помощью колдовства. Врачи тоже не исключали магические заговоры, но пользовались ими крайне неохотно.

Между двумя Орденами, врачей и заклинателей, сразу же началась ожесточенная борьба. Народ побогаче предпочитал пользоваться услугами заклинателей, те, у кого в кошельке было негусто, обращались к лекарям и врачам. Не одобряя действий заклинателей, которые частенько брались за исцеление, не уяснив для себя суть болезни, настоятель с большим скепсисом относился и к практической медицине: не один раз в юности ему приходилось наблюдать, как тяжело больного человека выносили на базары Лутаки, чтобы узнать у прохожих, как, по их мнению, следует лечить этого несчастного. Чего же удивляться, если те, кто имел деньги и хотел гарантированно добиться успеха, снаряжали гонца на Сарамитскую равнину?

Настоятель вздохнул, покачал головой и поднялся из кресла. «В конце концов, невозможно сидеть весь день в своих покоях и сокрушаться», — решил он и покинул комнату.

Монастырь состоял из нескольких невысоких строений, располагавшихся возле главного храма. Храм мало чем отличался от других построек: это было здание вытянутой прямоугольной формы, обе торцевые стороны которого имели дверные проемы, а стены были украшены нишами, в которых стояли малые священные камни. Центральный вход был отделан чуть более нарядно: две каменные колонны поддерживали небольшой навес, а пол перед дверью был выложен разноцветной речной галькой. Основным строительным материалом для храма, как и для всех остальных построек, служили грубо обтесанные каменные плиты.

Настоятель миновал внутренний дворик, в середине которого помещался небольшой алтарь для жертвоприношения богам, мельком глянул в сторону храма: дверь была распахнута, и два сарамита, приехавшие в монастырь из предгорий всего год назад и носившие еще белые повязки послушников, мели каменный пол метелками, связанными из душистой полыни. На вышке неторопливо прохаживался один караульный, второй же спустился по приставной лесенке и поспешил навстречу Амалиину.

Настоятель остановился.

— Кто? — коротко спросил он, дождавшись, пока сарамит подойдет на положенные его рангу пять шагов.

— Всадники, — доложил тот. — Шесть человек. Направляются к нам.

Амалиин немного повеселел, но тут же уточнил, желая окончательно удостовериться:

— Норлоки? Или люди? Хотя, вряд ли гонцы из Лутаки станут ездить к нам сразу по шесть человек.

— Норлоки.

— Хорошо. Они вовремя. Скажи Нумарииту о приезде, а потом распорядись, чтоб открыли их комнату.

Во дворе норлоков встретил молодой белобрысый монах и обрадовался им так искренне, что Сульг не сдержал улыбки. Он помнил этого мальчишку еще с прошлого года: тогда тот только приехал в Сторожевую башню из маленького горного села и был до глубины души поражен и самим монастырем, и укладом жизни в нем, и молчаливыми монахами с разноцветными повязками на головах. Еще большее впечатление произвело на него появление вооруженной охраны сарамитских паломников. Мальчишка помогал тогда убирать конюшню и оружейную, но не столько орудовал метлой, сколько, открыв рот, слушал нескончаемые беседы Азаха с монахом-хранителем мечей, который был большим знатоком северного оружия.

Сульг порылся в памяти, стараясь припомнить имя молодого монаха, но Тиларм его опередил.

— Фелис! У тебя уже повязка ученика? — Он спрыгнул с коня так легко, словно и не провел в седле весь день. — Зеленая? Что, будешь учиться составлять снадобья?

Фелис покраснел от смущения и машинально коснулся рукой узкой тесьмы на волосах.

— Еще не скоро, — сипло сказал он и кашлянул. — Пока только помогаю работать на внешнем огороде. Там, за стенами монастыря, в деревне.

Илам подмигнул ему.

— Ага, в деревне, значит... Это хорошо, — сказал он, неторопливо слезая с лошади. — Ну, где нам разместиться?