Я пошел за ним к его дому по извилистой тропинке, которая проходила среди колючек. Бедра у него отсутствовали, и штаны постоянно соскакивали, обнажая аккуратные мозолистые ягодицы.
«Дом» находился на самой высокой точке седловины между горой Каллен и горой Либлер. Он представлял собой выпотрошенный автомобиль-универсал, который Джошуа перевернул крышей вниз, чтобы можно было валяться в тени под капотом. Корпус машины был обернут черной полиэтиленовой пленкой. Из одного окна торчал целый пук охотничьих копий.
Мы уселись, скрестив ноги, на песке. Я спросил, не может ли он показать мне кое-какие местные Сновидения.
— Хо! Хо! — сипло закудахтал он. — Много Сновидений! Много!
— Ну, а кто… — спросил я, махнув рукой в сторону горы Либлер, — кто вон там?
— Хо! Хо! — ответил он. — Большой такой. Быстрый. Перенти.
Перенти, или пестрый варан, — самая крупная ящерица в Австралии. Она достигает порой двух с половиной метров в длину, а скоростью может потягаться с лошадью.
Джошуа стал высовывать и втягивать язык, как ящерица, и, выгнув пальцы так, что они стали напоминать когти, по-крабьи запустил их в песок, чтобы изобразить, как передвигается перенти.
Я снова поглядел на хребет горы Либлер, и мне показалось, что я «узнаю» в формах скал плоскую, треугольную голову ящерицы, плечо, переднюю и заднюю лапы и хвост, полого снижающийся к северу.
— Да, — сказал я. — Теперь я его вижу. А откуда пришел сюда этот Человек-Перенти?
— Издалека, — ответил Джошуа. — Из далекой, далекой дали. Из Кимберли.
— А куда он идет?
Он воздел руку к югу:
— Туда, к тем людям.
Выяснив, что Песенная тропа Перенти проходит вдоль оси север-юг, я развернулся и показал на гору Каллен.
— Хорошо, — сказал я. — А это кто?
— Женщины, — прошептал Джошуа. — Две женщины.
Он рассказал про то, как Две Женщины долго гнались за Перенти, наконец настигли его здесь и стали бить по голове палками-копалками. Но Перенти зарылся в землю и удрал от них. Яма на вершине горы Либлер, вроде метеоритной воронки, — это рана на его голове.
К югу от Каллена земля зеленела свежей травкой, выросшей после гроз. Там и сям из равнины торчали островками одинокие скалы.
— Скажи мне, Джошуа, а что это за скалы там?
Джошуа назвал их: Огонь, Паук, Ветер, Трава, Дикобраз, Змея, Старик, Двое Мужчин и какой-то непонятный зверь — «вроде собаки, только белый». Его собственный Предок, Дикобраз (или ехидна), пришел со стороны Арнемленда и прошел через Каллен дальше, к Калгурли.
Я снова взглянул на поселение, на металлические крыши и на вертящиеся крылья ветряного насоса.
— Значит, Дикобраз проходит вон там? — спросил я.
— Там, там, босс, — Джошуа улыбнулся. — В верную сторону смотришь.
Он начертил мне путь Дикобраза: через полевой аэродром, мимо школы и насоса, потом вдоль подножья Утеса-Перенти, а оттуда он уже устремлялся вниз, на равнину.
— А можешь спеть мне песню про него? — спросил я. — Про то, как он сюда пришел?
Он оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что рядом никого нет, и пропел своим грудным голосом несколько куплетов песни про Дикобраза, отбивая ритм ногтем по куску картона.
— Спасибо, — поблагодарил его я.
— Босс!
— Расскажи мне еще что-нибудь, — попросил я.
— Тебе нравятся всякие истории, да?
— Нравятся.
— Ладно, босс! — он покачал головой из стороны в сторону.
— История про Большого Летуна.
— Стрекоза? — переспросил я.
— Больше.
— Птица?
— Больше.
Аборигены, когда рисуют на песке Песенную тропу, обычно чертят ряд линий с кружочками посередине. Сама линии изображает отрезок пути Предка (как правило, это столько, сколько он прошел за день). Каждый кружок — это «остановка», «родник» или одна из стоянок Предка. Но эта история, истории про Большого Летуна, была выше моего понимания.
Все начиналось с нескольких прямых взмахов; затем начинался лабиринт с прямыми углами, который завершался рядом волнистых линий. Заканчивая чертить очередной отрезок, Джошуа выкрикивал по-английски рефрен: «Хо! Хо! У них там деньги!»
Наверное, в то утро я был настоящим тугодумом: мне понадобилось очень много времени, чтобы понять, что это Сновидение «Куантас». Однажды Джошуа летал в Лондон. «Лабиринт» изображал лондонский аэропорт (зал прибытия, медпункт, иммиграция, таможня), а потом поездку в город на метро. «Волнистые линии» представляли вилянье и повороты такси, которое везло его от станции метро до гостиницы.
В Лондоне Джошуа осмотрел все привычные достопримечательности — Тауэр, смену караула и так далее, — однако конечным пунктом его путешествия был Амстердам.
Идиограмма, изображавшая Амстердам, оказалась еще более запутанной. Это был круг. А вокруг него располагались четыре круга поменьше; и от каждого из этих кругов отходили провода, тянувшиеся к прямоугольной коробке.
Наконец, очень медленно, до меня стало доходить, что эта нечто вроде конференции, «круглого стола», где Джошуа был одним из четырех участников. Остальными участниками — по часовой стрелке были «белый отец», «худой, красный» и «черный, толстый».