Роберт Бертон — оксфордский преподаватель, домосед и книгочей, — употребил изрядное количество времени и ученого рвения на то, чтобы доказать: странствия — не проклятье, а средство исцеления от меланхолии — иначе говоря, от уныния, которым чревата оседлая жизнь:
Сами небеса пребывают в непрерывном движении, солнце восходит и заходит, луна прибывает, звезды и планеты никогда не прекращают своего обращения, воздух вечно швыряем ветрами, воды приливают и отливают, несомненно, ради своего же блага и дабы внушить нам, чтобы и мы не забывали перемещаться.
Или:
Нет ничего лучшего при этом недуге [28]
, нежели перемена воздуха, нежели длительное странствие, какие совершают татары-залмохийцы, что живут ордами и обращают себе на пользу все времена года и различные местности.Угроза повисла над моим здоровьем. Ужас мной овладел. Я погружался в сон, который длился по нескольку дней, и когда я просыпался, то снова видел печальные сны. Я созрел для кончины; по опасной дороге меня вела моя слабость к пределам мира и Киммерии, родине мрака и вихрей.
Я должен был путешествовать, чтобы развеять чары, нависшие над моими мозгами. [29]
.Он был отличным ходоком. О! Потрясающий ходок! Он шел в пальто нараспашку, с маленькой феской на голове — несмотря на солнце.
…по ужасным дорогам, вроде тех, что, как предполагают, существуют на Луне.
«L'Homme aux semelles de vent»: «Человек с подошвами из ветра».
Шейх С. живет в домике, из которого видна могила его деда, Махди [30]
. На листах бумаги, склеенных между собой скотчем — так, чтобы их можно было скатывать, как свиток, — он написал поэму в пятьсот строф, тем же стилем и размером, что и «Элегия» Грея, озаглавленную «Плач о гибели Суданской республики». Я беру у него уроки арабского. Он говорит, что видит «свет веры» у меня на лбу, и надеется обратить меня в ислам.Я отвечаю, что приму ислам, только если он вызовет джинна.
— Джиннов вызывать не так-то просто, — говорит он. Но попробовать можно.
Протолкавшись целый день на омдурманском базаре в поисках нужных сортов мирры, ладана и духов, мы все приготовились вызывать джинна. Правоверные прочли молитвы. Солнце зашло, и мы сидим в саду, под папайей, настроившись на благочестивое ожидание, перед угольной жаровней.
Вначале шейх бросает на угли немного мирры. Вверх поднимается тонкая струйка дыма.
Никакого джинна.
Тогда он пробует ладан.
Никакого джинна.
Он по очереди бросает на угли все, что мы купили на базаре.
Все равно никакого джинна!
Тогда он говорит:
— Давайте попробуем «Элизабет Арден».
Бывший солдат французского Иностранного легиона, ветеран Дьен Бьен Фу [31]
, с седыми стрижеными ежиком волосами и зубастой улыбкой, возмущен тем, что правительство США не признает своей вины за резню в Май Лэй. [32].— Нет такой вещи, как «военное преступление»! — говорит он. — Сама война — уже преступление.
Еще больше его возмущает приговор суда, который осудил лейтенанта Келли за убийство «людей-азиатов»: как будто слово «азиат» еще нуждается в пояснении «человек»!
Солдату он дал такое определение: «Это профессионал-наемник, который на протяжении тридцати лет убивает других людей. После этого он подрезает в своем саду розы».
Главное, не теряй желание гулять: каждый день я выгуливаю себя до тех пор, пока мне не делается очень хорошо, и тем самым убегаю ото всех болезней; прогулки наводят меня на все мои лучшие мысли, и я не знаю ни одной такой тягостной мысли, чтобы от нее нельзя было уйти пешком… Но, сидя на месте, чем больше сидишь неподвижно, тем хуже себя чувствуешь… Потому, если не прекращать прогулки, то всё будет хорошо.
Сёрен Кьеркегор,
Solvitur ambulando. «Лечится ходьбой».
— Вы бывали в Индии? — спросил меня сын эмира адрарского.
— Бывал.
— А что это — деревня?
— Нет, — ответил я. — Это одна из самых огромных стран в мире.
— Tiens! [33]
А я-то всегда думал, что это деревня.