Тропы вечных тем: проза поэта

«…Не случайно мелькает в его стихах туманное словечко „где-то“, он и сам жил [не тут, не там] <ни тут ни там>, а „где-то“. [И как знать! Может] <И, наверно>, к той, „совсем одной“ девушке, затерянной в неопределенном, но живом „где-то“, [обратился] <обращается> он в своих поздних стихах:

Сощуря тяжёлые вежды
На солнце озябшего дня,
Шепчу я уже без надежды:
— А ты не забудешь меня?

Его стихи негромки <и целомудренных В них нет сильных страстей…»

В рукописях Кузнецова есть следующие черновые наброски к статье о Валерии Горском:

Он всю жизнь снимал чужие углы и только [незадолго до своей безвременной кончины] \[в самое последнее время]/ \за год до смерти/ заимел [собственный угол — ] \собственную/ комнату в одноэтажном старом доме, \из которой сбежал хозяин/ \которую завещал ему сбежавший съёмщик/ в которой не было ни одного окна — сплошь стены, и только в потолке тускло отсвечивал стеклянный \геометрическая фигура — не то квадрат, не то прямоугольник, сквозь который нельзя было увидеть неба даже в солнечный день/ квадрат \ — причуда дореволюционного строительства./ \В ней всегда [было полутемно] \были сумерки/, поэтому даже днём мерцала электрическая лампочка/ \нельзя было ни читать, ни писать/ Это была ловушка, из которой был один выход \из которого не было никакого выхода, кроме одного/— на [кладбище] \тот свет/. Так оно [вскоре] и случилось.

анахронизм Краснодара.

Он жил в воображаемом мире, его посещали \обрывки/ сны, которые

Когда моей младшей дочери было года три-четыре, она ловила рукой дым.

— Ну что, поймала? — спрашивал я.

— Да, — отвечала она.

— А ну, покажи! [что ты поймала]

Она разжимала кулачок и с удивлением смотрела на пустую ладошку. Дыма не было.

— Так вся жизнь — дым. Её хватаешь, но в руке пусто. Ребёнку это было удивительно. Таков был и Горский.

Дым нельзя схватить. Зато он сладок и приятен, как это заметил Державин.

Печальная философия, не так ли? Ребёнку было не до моей печальной философии, ей просто нравилось схватить дым…

Он до конца жизни был ребёнком, но не тем ребёнком, устами которого глаголет истина (как, например, мальчик из андерсеновской сказки о голом короле), а другим, для которого мир — волшебство.

См. также стихотворения Ю. Кузнецова, посвящённые Валерию Горскому: «Провинциальный сюжет» (1966), «Прощание с Краснодаром» (1966), «Только выйду на берег крутой…» (1973), «Некролог» («Это умер не он, а цветок…», 1997).

СЛОВО О ДОСТОЙНОМ

(1988)

Предисловие к книге азербайджанского поэта, друга Юрия Кузнецова — Мамеда Исмаила (полное имя Исмаилов Мамед Муршуд оглы): Исмаил Мамед. Святыни мои: Стихотворения и поэмы/ Пер. С азерб.; Предисл. Ю. Кузнецова. — М.: Худож. Лит., 1989.

(Сдано в набор 24.10.88; подписано к печати 10.04.89).

Кузнецов не только написал предисловие к поэтической книге Мамеда Исмаила, но и перевёл на русский язык некоторые его стихи и поэмы. См. также в настоящем томе письма Ю. Кузнецова к Мамеду Исмаилу.

<О СТИХАХ МИХАИЛА ПОПОВА>

(1989)