Тросовый талреп

В моем ухе раздались голоса, они шли с самого верха, спокойные и рассудительные. «Небольшое местное осложнение, — говорили те, наверху. — Забирай ребят в колокол, и мы поднимем вас».

По стальным стенам скатывались холодные капли. Я чувствовал, как холоден пот, сбегающий по моей спине. Голоса смолкли, и снова воцарилось молчание. Я понимал, что должен выбраться отсюда и вдохнуть настоящего воздуха. Сейчас. Немедленно. Кто-то начал дико кричать в этой маленькой стальной комнатке. Это был я.

На декомпрессию ушло две недели. Еще больше ушло на то, чтобы я перестал кричать. После того, как это прекратилось, я начал отвечать на вопросы. Я рассказал им, что произошло, вышел из комнаты, где велось дознание, и упал в обморок. Потом я снова получил кабинетик на Садовой улице с письменным столом у окна, из которого виден унылый городской пейзаж, и Артур Сомерс пристроил меня раскапывать грязные делишки торговых предпринимателей... Словом, я опять начал адвокатскую практику.

В ту ночь мне не спалось в комнате, которую я занимал в этом Доме. Фиона разбудила меня, принеся чашечку чая. Небо за окном было рассветно-серым, и мачта «Зеленого дельфина» выступала из густого одеяла тумана над заливом.

На палубе «Флоры» суетился Гектор. Даже на таком расстоянии я мог разглядеть у него на спине аппарат для ныряния. Я отхлебнул большой глоток чая, выкатился из постели, натянул джинсы и поспешил к причалу. «Двигайся, — говорил себе я, — и тогда у тебя не останется времени, чтобы думать». Но это было движение с пересохшим ртом и трудными мыслями.

Спустя три часа «Флора» болталась туда-сюда на маслянистом волнующемся море, которое с каждым новым качком шлепало по ее тяжелым рангоутам. Вдалеке, к северу, высился Рам, голубой, в легкой дымке тумана, отгоняемого солнцем прочь. Позади него скалился, словно зуб пилы, остров Скай, черный на таком большом расстоянии, Я стоял в облегающем резиновом костюме аквалангиста в рулевой рубке «Флоры», слишком взволнованный для того, чтобы испытывать тошноту. Гектор за штурвалом пристально и неотрывно, минуя взглядом форштевень судна, смотрел в направлении высоких зеленых холмов Арднамеркена. Фиона сидела за навигационным столиком. А на навигационном приборе сигнал бакена испускал свое тоненькое, посвистывающее бибиканье. Мы были на месте.

Рядом с навигационным прибором был экран рыбоискателя. На экране дно имело вид цветной линии с выгибами в месте рифов. А сверху нависали графические изображения рыб. На правой стороне экрана виднелась та крупная штука, которую мы обнаружили во вторник. Возможно, это была какая-то скала, выдававшаяся над мягким склоном дна. А возможно, и нет.

— Ну, вот мы и на месте, — бесстрастно сказал Гектор. — Отличный день для этого.

Он выключил сигнал бакена, прошел вперед и выпустил якорь. Мы увидели якорь на рыбоискателе, он лег свинцовой тяжестью на глубину сорока метров. Мой рот стал сухим, как вата. Но на меня смотрели глаза Фионы. И я понял, что мне придется последовать за этим якорем до самого дна.

Осторожно и методично я надел свои баллоны с воздухом и затянул ремень на запястье. Потом я отметил время по своим часам и совершил привычный ритуал проверки своего контроля за теми участками сознания, которые необходимо контролировать, если уж я собирался проделать это и остаться нормальным человеком.

Но все проверки рано или поздно кончаются. Тем более что я ощутил ногами толчок — «Флора» качнулась назад, и это значит, что ее якорь закрепился.

— Вам, возможно, придется пройти ярдов сорок на восток к этой штуке. Через полчаса начнется отлив, — сказал Гектор.

Я улыбнулся ему затвердевшим лицом, стянул маску вниз и впился губами в мундштук. Потом я вскарабкался на планшир, цепко держась за ванты и повернувшись лицом к судну, чтобы не запутаться баллонами в снастях. А за овалом моей маски рангоуты, море и острова раскачивались, словно декорации в аквариуме с золотыми рыбками. Я прижал маску рукой и прыгнул.

Вода оказалась достаточно холодной, чтобы у меня перехватило дыхание, даже притом, что я был в специальном костюме. Но в Кинлочбиэге не нашлось ничего, кроме этого плохенького облачения. Я обнаружил, что думаю: «Ах, эти проклятые любители! Ведь полное безумие делать это без плотного водолазного костюма». Однако размышления о водолазных костюмах и любителях привели меня к воспоминаниям о профессионалах и водолазных колоколах, а во рту становилось все суше и суше. Поэтому я стал усиленно думать о Фионе и не сводил глаз с глубиномера на своем левом запястье. «Десять, — сказал я себе. — Одиннадцать. А в ушах все ясно». Свет теперь угасал. Но вода оставалась очень прозрачной. Я погружался от бледного света наверху в плотную тьму. Это было похоже на погружение в туман, как в тот первый раз, когда я попал сюда, тоже как раз стоял туман.