Тросовый талреп

Я проехал сквозь ржавые, связанные цепью ворота, мимо длинных бараков, построенных вдоль этого причала, и поставил свой велосипед под навесом. Потом я вытащил мешочек с «Драмом», свернул сигарету и закурил, сквозь дым наблюдая за краном.

Я был здесь, и «Мариус Б» тоже был здесь, и груз направлялся на его борт. Я методично запер велосипед цепью, снял с него передний и задний фонарики и уложил их в свою сумку. Судно отплывает через полтора часа. В этом заброшенном месте, состоявшем из дождя, камня и ржавчины, могло уйти по меньшей мере полчаса на то, чтобы отыскать какой-нибудь телефон. И Бог знает, сколько времени понадобилось бы для того, чтобы организовать комитет по встрече.

Кроме того, я был дважды убийцей, и у меня не было никакой возможности вернуться в Англию, минуя неизбежные длительные объяснения. Не считая одной.

Я внимательно следил, как следующий контейнер опускается вниз, и трюм. Кран поднялся, второй грузовик проехал под него. Кран захватил контейнер. Шофер выпрыгнул из кабины, чтобы отцепить контейнер от рамы. Кран поднял груз вверх, переместил вдоль, а потом опустил в трюм. Но я больше не следил за этим контейнером. Я смотрел на водителя грузовика. Этот шофер был тем самым человеком, которого я видел в Женеве, в приемной у Энцо Смита, и еще раз — с ножом в руке, у мусорных ящиков ресторана «Пальмира».

Шофер обошел вокруг грузовика и ткнул рукой в воздух, выставив два пальца. Фигура в фетровой шляпе, стоявшая на капитанском мостике ближе к правому борту, в ответ подняла маленькую руку. Шофер кивнул, побрел к бараку и исчез за голубой дверью с надписью: «Мужчины».

Я с трудом глотнул воздуха, в груди у меня образовалась какая-то пустота. Потом я отбросил сигарету, подошел к этому грузовику и взобрался в кабину водителя. Кто-то на судне закричал. Я быстро посмотрел через окошко вверх. Контейнер завис высоко в воздухе. Кричали потому, что при спуске он зажал крышку люка, а вовсе не из-за меня.

Это был грузовик, рассчитанный на дальние перевозки. В кабине водителя имелась койка, отделенная занавесками. Пару дней назад я бы скорее умер, чем проделал что-либо подобное. Но о чем теперь вспоминать, если я перестал быть адвокатом и превратился в убийцу. Я вскарабкался на эту койку и задернул за собой занавески.

Здесь пахло потом и сигаретами. На стенке красовалась фотография девушки с розовым язычком и розовыми сосками. Дверца кабины открылась. Я затаил дыхание и уставился на розовый сосок. Мотор заурчал. Я услышал, как сопит шофер, поворачивая руль. Рывок вперед вдавил меня в угол койки. Двигатель заревел, водитель переключил скорость, и мы покатили по шоссе все дальше от этого причала. На подъезде к главному шоссе грузовик притормозил. В моем убежище было небольшое оконце — маленький прямоугольник серого неба. Грузовик петлял по лабиринту. Наконец заскрежетали тормоза, и мы остановились. Сквозь крохотную щель в занавесках я увидел, что мы стоим перед каким-то огороженным цепью невысоким зданием. На воротах была вывеска: «Пересылки для Горы Удовольствии. Южная Африка». Мужчина в рабочих брюках из грубой ткани открыл ворота. Грузовик проехал внутрь и остановился рядом с шеренгой контейнеров. Высоко в небе торчал кран, а в дальнем углу двора стоял грузовик для перевозки бетонного раствора.

Контейнер всем своим весом опустился в кузов. Я прижался лбом к засаленному стеклу маленького окошечка. Мимо грузовика с бетонным раствором какой-то человек вез на грузоподъемнике в сторону шеренги контейнеров поддоны с сорокапятигаллонными бочками.

С желтыми бочками.

Водитель снова забрался в кабину. Он опустил вниз окно и закричал:

— Полчаса! Грузите, черт вас подери, судно отходит!

Зажимное устройство сработало со звоном. Грузовик выбрался из ворот и помчался через долгий лабиринт обратно, к докам. Я пристально смотрел на розовые соски и вдыхал запах пота.

Всего полчаса. Я изо всех сил держался, чтобы не вывалиться на крутых поворотах. От койки воняло. Щетина на моем подбородке чесалась, и я вымотался от долгого путешествия. Гарри Фрэзер, старина Гарри Фрэзер, носивший рубашки от Тэрнбулла и Эссера, которые он менял дважды в день, и летавший первым классом за счет своих клиентов! Гарри Фрэзер, водивший прекрасных, хорошо одетых женщин в отделанные мрамором рестораны, где подают еду под соусом, а во время перемены блюд неизменно выходивший позвонить в свою контору.

Новый Гарри Фрэзер не менял рубашки и не звонил в свою контору целыми днями. Он был влюблен в женщину, которая, наверное, подумала бы, что фешенебельный ресторан — это всего лишь шутка, если пища там не окажется на вкус такой же замечательной, как и на вид. К тому же он путешествовал вторым классом, если это у него получалось.

Я-то думал о Роттердаме как о конечном пункте своего путешествия. Но это не было концом. Это было в своем роде началом. Ибо единственным человеком, который мог последовать за «Мариусом Б» и желтыми бочками в контейнерах, которые везло это судно, был Гарри Фрэзер.