Пока ставили посты и разгружались, Мист с одним из новеньких увел невест в здание. Глаза сами выхватили яркую макушку, и я тут же досадливо отвернулся – не время отвлекаться. Наблюдатели доложили, что неподалеку стоят несколько машин «братьев», и я вздохнул с облегчением – не надо больше беспокоиться и гадать – что бы они ни придумали, происходить это будет в окрестностях бункера. Девушек решили в известность не ставить, и без того боевое облачение парней вызвало девичий ажиотаж, парочку серьезных разговоров и несколько нарядов вне очереди для особенно упрямых. Мист, вернувшийся на условный свист, уверил, что девушки, получившие возможность привести себя в порядок, могут заниматься этим часами, поэтому из санблока добровольно не выйдут. Правда, наш доморощенный знаток женских душ все-таки оставил Кларка часовым на всякий случай. Лагерь затих. Ждать пришлось недолго – вскоре мне доложили, что двое «серых братьев» вскрыли окно на втором этаже и проникли внутрь здания.
– Только двое? – удивился Терри. – Нас же больше. На что они рассчитывают?
– Видимо, они рассчитывают уйти незамеченными, – отозвался Мист. – И прихватить с собой кое-что, им не принадлежащее. Вернее – кое-кого.
– Нам чужого не надо, но свое мы не отдадим, каким бы оно ни было, – хохотнул Терри.
Время тянулось, как застывающий жженый сахар, из которого Уна делала нам леденцы-сосалки на палочках, – ничего не происходило. Женский визг ударил по оголенным нервам. Я с трудом сдержал инстинктивный порыв кинуться на помощь и выдавил из головы все посторонние мысли – какими бы ни были «серые братья», они были керимцами. А керимец не в состоянии поднять руку на женщину или причинить ей какой-либо вред – с докторами и персоналом редких специальностей приходится работать жрицам Матери-Прародительницы, чтобы они могли взять анализы или провести операцию.
И снова ожидание. Я в тысячный раз просчитывал варианты, представлял себе возможное развитие событий, когда Терри вздрогнул, кинул на меня удивленный взгляд и вытащил из кармана свой бук, подключенный к системе управления бункера.
– Командир, да ты только посмотри! – Он сунул бук мне под нос с шальной улыбкой.
Я взял бук в руки, пробежался по нему пальцами – активирован режим «карантин», двое изолированных, вот три точки движутся по коридору, вот санблок с россыпью таких же теплых точек… Картинка сложилась.
– Я убью ее, – констатировал я и рванулся к входу, испытывая сложную гамму чувств, среди которых наиболее сильными было раздражение, восхищение и испуг.
Терри прикрывал спину – «серые братья», не дождавшись своих незадачливых исполнителей, запаниковали и кинулись в драку. Я удовлетворенно посмотрел, как Брендон ударом в челюсть вывел из строя одного из братьев, и рванул дверь – парни не маленькие, все давно знают, что делать, да и потасовка – не перестрелка, а мне срочно надо было сказать кое-что одной маленькой безрассудной Птичке.
Соня выскочила из-за поворота, не глядя шагнула вперед, сконцентрировавшись на экране бука на ладони. Я заступил ей дорогу и дождался, пока она поднимет на меня свои бездонные серые глаза, в которых удивление тут же сменилось испугом.
– Соня, мне надо поговорить с вами! – С этими словами я крепко взял ее за запястье, оттащил подальше от зрителей.
Заставив ее прижаться спиной к стене, я навис над ней, опираясь ладонями в стену с двух сторон, не давая возможности ни сбежать, ни отвернутся. Она была испугана, но пыталась храбриться, я же мучительно хотел взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Однако приходилось следить за голосом, и первый вопрос я сумел задать ровным, благожелательным тоном.
– Соня,
Я лежала на кровати носом к стене, прямо в одежде завернувшись в знакомый автобусный плед, и старательно пыталась уснуть. Разговаривать ни с кем не хотелось, уши все еще горели после выволочки, устроенной командиром. Можно было бы баюкать собственную гордость и обидеться или рассердиться на Сайгона, но врать себе – последнее дело, так что приходилось признать, что он был абсолютно прав. Нет, он не кричал, не ругался, не употреблял бранной лексики, но от его ровного тона хотелось съежиться, стать незаметной букашкой и забиться куда-нибудь в щель. Я тихо всхлипнула, надеясь, что никто не заметит этого в ровном гуле голосов.