В Доме Предварительного Заключения, куда я попал, политические пользовались свободой настолько, что совершенно беспрепятственно могли переговариваться через окна. Политические события резко нарастали. Каждый день приносил что-нибудь новое, и каждого вновь прибывшего (а арестованные прибывали непрерывно) товарищи осаждали допросами. Той же участи подвергся и я. Троцкий, который в это время тоже находился в Доме Предварительного Заключения, между прочим, спрашивал меня об общих знакомых. Моё замечание, по поводу одного из очень интересовавших его лиц, что он теперь "совсем меньшевик, почти кадет", вызвало злорадную реплику со стороны Троцкого: "Это очень пикантно в устах меньшевика!" В его глазах таким заявлением я убийственно компрометировал и себя и меньшевиков. Между тем, у меня это не было неудачной обмолвкой; для меня, действительно, ясно было, что кадетизм, это — свойственная меньшевизму форма оппортунизма, тогда как оппортунизм, свойственный большевикам, — анархизм. Всякая революционная тактика (большевизм тогда ещё был течением революционным) имеет свойственную её сущности форму оппортунизма. Я считал, что мне чужд и тот и другой вид оппортунизма. Но если бы мне пришлось выбирать из двух форм оппортунизма, анархистского и кадетского, я всегда предпочел бы кадетский. Троцкий несомненно питал предпочтете и склонность, — хотя ни в каком случае, тогда он не решился бы признаться в этом, — к анархистскому оппортунизму, которому он теперь отдался всецело. Отсюда сарказм.
Следствие по делу Троцкого скоро после моего ареста было закончено; и он стал пользоваться сравнительно большей свободой, чем я и другие, находившиеся под следствием. Он писал статьи и брошюры, и они печатались. Пользуясь сравнительной свободой внутри тюрьмы, он часто подходил к моей камере, и мы подолгу беседовали через "волчок".
Благодаря ему, я имел возможность вести переписку с женой. Он брал у меня письма и доставлял oтветы, минуя тюремную администрацию. Он также доставлял мне газеты и нелегальную литературу.
Как я уже указывал, во всех тактических вопросах он всегда был с большевиками, хотя организационно связывал себя с меньшевиками. Связь эта, как я также указывал, на мой взгляд, объясняется чисто случайными обстоятельствами в момент возникновения меньшевизма. Большевик по натуре, Троцкий стал меньшевиком по необходимости.
Во время одной из наших бесед через волчок, я задал ему прямой вопрос: неужели он, считающий себя марксистом, не видит, что меньшевики именно являются настоящими марксистами, и что большевикам совершенно чужд марксистский образ мышления. Он признал справедливость этого (иначе какой бы он был меньшевик?) и допустил, как самоочевидную вещь, что Ленин совсем не марксист. Однако, при этом он прибавил, что меньшевики совершенно неспособны к живому, активному политическому действию, в то время, как большевики всегда умеют схватывать настоящую здоровую, правильную тактику. И в его словах явно звучала горячая симпатия к близким ему по духу большевикам и с трудом скрываемая антипатия к совершенно чуждым ему меньшевикам.
"Как ты объяснишь, в таком случае, такое странное обстоятельство, что правильную марксистскую тактику могут проводить только очевидные не марксисты, а марксисты совершенно неспособны к марксистской тактике?"
На это я ответа не получил . Ему "помешали", и он больше к этому вопросу не возвращался.
Однажды он принёс мне свою написанную в тюрьме и только что напечатанную брошюрку: "Наши задачи в связи с разгоном Думы" (не ручаюсь за буквальную точность заглавия, но таково было её содержание). Он, надо полагать, этим своим произведением был очень доволен. И ему, повидимому, очень хотелось услышать похвалу из чужих уст. По этой ли, или по другой причине (судить не берусь), но он попросил меня подробно написать моё мнение о ней. Я охотно согласился: при вынужденной тюремной бездеятельности и у меня жажда хоть какой-нибудь деятельности далеко превосходила предоставляемые для неё возможности.
В этой брошюрке Троцкий откровенно признается, что тактика бойкота в первую Государственную Думу была ошибкой [10]
: "Мы не учли момента, и надо не бояться открыто признаться в этом".Но когда он переходит к "Нашим задачам", он прямо поражает бедностью мысли и отсутствием реального содержания. Никакой осязаемой тактики он, в сущности, не предлагает . Все изложение ограничивается громкими трескучими фразами, не дающими читателю никакого указания: что же делать?
Я уже в другом месте указывал, что Троцкий мог в своё время хорошо излагать теорию марксизма, но когда дело доходило до применения его на практике, он неизменно пасовал.