Правда, все же имеется один обнародованный документ юридического характера, который не оставляет сомнений в намерениях советского руководства в отношении Троцкого. В деле так называемого "антисоветского троцкистского центра", проходившего 23–30 января 1937 года, Троцкий не только множество раз упоминается в ходе процесса как законченный преступник — ему посвящена заключительная часть приговора. На скамье подсудимых, где сидели самые разные люди — Г.Л.Пятаков, Л.П.Серебряков, Н.И.Муралов, Я.Н.Дробнис, Я.А.Лифшиц, М.С.Богуславский, И.А.Князев, С.А.Ратайчак, Б.О.Норкин, А.А.Шестов, И.Д.Турок, Г.Е.Пушин, И.И.Граше, Г.Я.Сокольников, К.Б.Радек, В.В.Арнольд, М.С.Строилов, главное место было отведено Троцкому. Тень Л.Д.Троцкого витала в зале судилища. В обвинительном заключении, которое зачитал секретарь суда А.Ф.Костюшко, в речах председателя военной коллегии Верховного суда В.В.Ульриха, союзного Прокурора А.Я.Вышинского, а также в заявлениях обвиняемых в адрес Троцкого и его "банды" было произнесено так много огульных обвинений, слов, полных яростной ненависти, что ее хватило бы на десятки процессов самых закоренелых преступников. Чего стоят одни только выражения государственного обвинителя: "тупое упорство и змеиное хладнокровие троцкистских бандитов", "контрреволюционный троцкизм — злейший отряд международного фашизма", "Троцкий брызжет ядовитой слюной", "Троцкий поочередно служит экономизму, меньшевизму, ликвидаторству, каутскианству, социал-демократизму, национал-шовинизму, фашизму", "Троцкий и троцкисты — капиталистическая агентура в рабочем движении", "это — шайка бандитов, грабителей, подделывателей документов, диверсантов, шпиков, убийц" — и так далее и тому подобное. Я утомил, видимо, читателя. Мне хотелось лишь напомнить вам атмосферу сталинской инквизиции, в которой Ульрих с Вышинским пытались навсегда морально и политически уничтожить далекого изгнанника. Когда Вышинский закончил свою яростную трехчасовую речь словами: "Я обвиняю вместе со всем нашим народом, обвиняю тягчайших преступников, достойных одной только меры наказания — расстрела, смерти!" — зал встретил эти заключительные слова долго не смолкающими аплодисментами…
В 19 часов 15 минут 30 января 1937 года сталинский суд удалился на совещание, хотя приговор уже давно был согласован со Сталиным и предрешен еще до начала судилища. Но тем не менее, пока Вышинский с Ульрихом докладывали "вождю" об окончании процесса, пока за кулисами пили чай, зал не расходился. Обреченные ждали долгие восемь часов, сохраняя где-то в глубине души крохотную искру надежды. Но лишь четверым была сохранена (пока!) жизнь. Завершая чтение приговора, армвоенюрист Ульрих произнес:
"Высланные в 1929 году за пределы СССР и лишенные постановлением ЦИК СССР от 20 февраля 1932 года права гражданства СССР враги народа Троцкий Лев Давыдович (так в тексте. —
Ульрих мог и не знать, что приказ о физической ликвидации Троцкого был отдан Сталиным уже давно.
Я уже писал раньше, что первые два-три года Троцкий еще сохранял какие-то эфемерные надежды на возвращение на родину. Он понимал, что это может произойти лишь в случае отстранения Сталина от руководства или в связи с какими-то драматическими изменениями внутреннего и внешнего курса партийной верхушки. Так или иначе, Троцкий дважды подавал "сигналы" из Койоакана о возможности примирения без каких-либо предварительных условий. Базой, основой такого примирения, по мысли Троцкого, могло бы быть международное революционное движение. Изгнанник не терял надежды на его подъем, что не только соответствовало убеждениям революционера, но и подтвердило бы в глазах московского руководства его историческую правоту.
Каждый день, написав несколько страниц книги или статьи, Троцкий переключался на анализ почты — писем, телеграмм, газет, журналов. Его сторонники в Испании в 1931 году настойчиво сообщали своему патрону: революция в стране "на подходе". Но в рабочем и коммунистическом движении нет единства. Коминтерновцы отвергают какое-либо сотрудничество с подлинными "большевиками-ленинцами".