Троцкий. Мифы и личность

Овладев методами завоевания массовой аудитории, опытные ораторы превращались в актеров, способных воплотить на политической сцене любой вымысел и создать убедительное впечатление его правдивости. Некоторые из них, подобно актерам на сцене, добивались соответствия исполняемой ими роли не только имитацией эмоций, которых они не испытывали, но также изменяя свой внешний облик. Так поступал, например, один из лидеров Социалистической партии Италии перед Первой мировой войной Бенито Муссолини. Одна из подруг Муссолини, анархистка Леда Рафанелли, вспоминала, как, будучи социалистом, будущий дуче принимал «преувеличенно грязный, небритый вид, надевая бедную одежду, как подобало пролетарскому лидеру, когда он выступал перед общественной аудиторией, а после выступления быстро переодевался в сверхмодные кожаные ботинки и костюм с шелковыми лацканами».

Троцкий не пренебрегал подобными актерскими приемами. Именно по этой причине он всегда театрализовал свои появления на трибуне во времена Гражданской войны. Но главный секрет его обольщения аудитории состоял в том, что он умел создать впечатление безупречной правдивости своих эмоций. Он знал, что лишь речи, произнесенные на крайнем накале страстей, воспринимались массовыми аудиториями революционной России. Характеризуя свои аудитории в цирке «Модерн», Троцкий писал: «Воздух, напряженный от дыхания, взрывался криками, особыми страстными воплями цирка Модерн… Никакая усталось не могла устоять перед электрическим напряжением этого страстного человеческого скопища».

В периоды общественных потрясений, когда страсти накалены до предела, настроением масс легче всего управляет тот, кто либо сам подвержен болезненной экзальтации, либо умеет ее ловко имитировать. Во времена общенациональных бурь или в «предгрозовые дни» в обществе значительно ослабляются негативные ощущения при контактах с людьми, поведение которых обусловлено нервным заболеванием. Более того, такие черты характера душевно нездорового человека, как внезапные смены настроения, повышенная подозрительность, беспричинная раздражительность, и даже его рассказы о видениях, посетивших его, могут лучше выражать эмоции, овладевающие людьми в наэлектризованной общественной атмосфере. Нетрудно увидеть в истерических «взрывах» Гитлера, в стиле его выступлений, когда он вдруг резко менял тембр голоса и ритм речи, умелое подражание поведению нервнобольного человека. (Существуют веские свидетельства того, что эти сцены «бесноватый» фюрер готовил заранее.) Видимо, не случайно и возвышение во время грандиозных общественных потрясений Цезаря и Наполеона, страдавших от эпилепсии. Но известно, что император французов сознательно утрировал раздражительность и разыгрывал сцены с топтанием своей треуголки. Очевидно, что в эпоху повышенной нервозности такие выходки не воспринимались как проявление опасной психической ненормальности, а помогали Бонапарту управлять страной, взвинченной до предела революционными событиями.

Опыт убеждал мастеров пропаганды, что любая победа над умами собравшихся будет тем надежнее, чем они вернее создадут иллюзию утраты самоконтроля над собой. Так, чтобы обычный человек, не имеющий подобного опыта ораторства, мог сказать: «Разве можно на таком накале страстей говорить не то, что думаешь на самом деле? Этот оратор – честный и искренний человек!»

Возможно раздражительность Троцкого и даже его нервная болезнь усиливали его способность побеждать в спорах и завоевать умы людей. Раздражительный характер лишь помогал ему брать на вооружение и применять в выступлениях те приемы, которые он так тщательно изучал у других ораторов, когда те громили своих политических противников, издеваясь над ними и изображая их глупцами. Воспоминания о кошмарах и прекрасных картинах, возникавших в его сознании во время эпилептических галлюцинаций, помогали ему создавать яркие образы и говорить страстно о трагедии страдающего народа и восхищенным, самозабвенным тоном о приближавшихся великих переменах.

В то же время каждое подобное выступление, в котором оратор превращался в медиума возбужденной до крайности аудитории, отдавая себя во власть разбушевавшихся страстей и едва не теряя контроль над рассудком, требовали огромной самоотдачи и подвергали организм предельным перегрузкам. Нередко подобные ораторы покидали собрания в состоянии полного изнеможения. До такого состояния доводил себя нередко и Троцкий.

Однако перегрузкам подвергался не только физический организм оратора, но и его сознание. Актерство политика отличается от деятельности артиста еще и тем, что граница между жизнью и ролью у политического деятеля зачастую размывается. Так, привычка к политической мимикрии стала второй натурой Муссолини. Рафанелли обнаружила, что «у него была раздражающая привычка менять свои взгляды в течение разговора, чтобы они соответствовали тому, что она высказывала; другие люди позже подтвердили, что он обычно принимал точку зрения того человека, с которым он говорил последний раз». Муссолини жаловался Рафанелли, что порой «он сам не понимает себя».