Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1929–1932

Незачем, однако, говорить, что съехавшиеся товарищи широко использовали возможность познакомиться друг с другом и обсудить на частных совещаниях наиболее неотложные и острые вопросы. Результаты получились самые благоприятные. Непредвиденная, спешно импровизированная встреча двух десятков большевиков-ленинцев из семи европейских стран войдет, несомненно, очень важной датой в историю нашей международной фракции.

Левая оппозиция сильно выросла. Кадровые работники знают историю левой оппозиции в разных странах, свободно ориентируются в теоретических и политических вопросах и представляют собою, все вместе и каждый в отдельности, большой политический опыт. Длившиеся несколько дней совещания внесли в среду съехавшихся крепкую спайку, которая плодотворно отразится на всей дальнейшей работе. Нисколько не впадая в официальный оптимизм, можно с уверенностью сказать, что все участники совещания увозили с собой новый запас сил и уверенности.

Испанская оппозиция

Один вопрос омрачал совещание: это положение в испанской секции. Если раньше в среде интернациональной левой наблюдались известные оттенки в отношении к болезням и ошибкам испанской оппозиции, то на совещании эти оттенки совершенно исчезли перед настроением общей тревоги. Все участники были совершенно единодушны в том, что с испанскими товарищами надо объясниться открыто и начистоту и что объяснение ни в каком случае не должно на сей раз ограничиваться верхами оппозиции: только доведение спорных вопросов до сведения всех без исключения членов секции может вывести испанскую оппозицию на правильную дорогу.

Было бы преступно закрывать далее глаза на действительное положение или прикрашивать его: если нам не удастся своевременно добиться полной ясности путем открытого объяснения по всем спорным вопросам, — а их накопилось слишком много, — то толчок событий может развести нас в разные лагери.

Испанская секция, к сожалению, не была представлена на совещании. В последний момент помешали, по-видимому, случайные обстоятельства. Но я позволю себе выразить уверенность в том, что, если бы руководящие испанские товарищи меньше замыкались в своей среде и проявляли больше интереса к своей интернациональной организации, они без труда нашли бы дорогу на копенгагенское совещание.

Но главное несчастье испанской оппозиции в том именно и состоит, что руководители ее все время отгораживали свою организацию от внутренней жизни и внутренней борьбы других секций и тем лишали ее доступа к незаменимому интернациональному опыту. Поскольку же испанской секции приходилось все же в силу официального положения вмешиваться в интернациональные вопросы, вожди ее, совершенно не связанные ни опытом других секций, ни общественным мнением собственной организации, руководствовались личными симпатиями, связями или антипатиями. Марксистский анализ обстановки и разногласий они слишком часто заменяли — надо сказать откровенно — мелкобуржуазным психологизмом и сентиментализмом. Так было в вопросе о Каталонской федерации (Маурин), где надежда отдельных барселонских товарищей на «личные дружественные отношения» долго заменяла принципиальную борьбу с мелкобуржуазным национализмом и этим затормозила развитие левой оппозиции в самый острый период. Так было в вопросе о Ландау, которого Comunismo неожиданно объявлял своим сотрудником, после того как Ландау, обнаружив свою полную несостоятельность и оказавшись в меньшинстве, покинул левую оппозицию. Так было в вопросе о разногласиях во французской секции, где испанские товарищи в частном порядке соглашались, что и идеи и методы Росмера никуда не годятся, а публично поддерживали Росмера, если не прямо, то косвенно, на том основании, что Росмер лично им более «симпатичен», чем противники его. Так было в вопросе о Милле, которого руководящие испанские товарищи сочли возможным выбрать своим представителем в Интернациональный Секретариат, после того как политическое ничтожество Милля оказалось совершенно разоблачено. Во всех этих случаях мы ни из Мадрида, ни из Барселоны не слышали и звука принципиального обоснования или политического объяснения.

Не менее резко и болезненно те же черты обнаружились во внутренней жизни испанской оппозиции. Кризис, разразившийся на ее верхах, застиг не только интернациональную оппозицию, но и испанскую секцию врасплох. Один за другим члены ЦК подавали в отставку. Все руководство сосредоточилось фактически в руках одного Лакруа. Затем с такой же внезапностью тов. Лакруа оказался вне ЦК, временно даже вне оппозиции, а руководство перешло в Барселону. Почему? В чем разногласия? Каковы причины кризиса? Никто этого не знает, по крайней мере за пределами узкого кружка посвященных. Такой режим абсолютно недопустим в революционной организации и ничего, кроме поражений, принести ей не может. Воздерживаясь от участия в борьбе по принципиальным вопросам, подменяя политические разногласия личными оценками, руководящие испанские товарищи сами становятся неизбежно жертвой личных конфликтов и дворцовых переворотов.