Троцкий, Сталин, коммунизм

«Поскольку поражение, при прочих равных условиях, расшатывает данный государственный строй, постольку предполагаемая поражением победа другой стороны укрепляет противную государственную организацию. А мы не знаем такого европейского социального и государственного организма, в упрочении которого был бы заинтересован европейский пролетариат, и в то же время мы ни в каком смысле не отводим России роли избранного государства, интересам которого должны быть подчинены интересы развития других европейских народов… Поражения дезорганизуют и деморализуют правящую реакцию, но одновременно война дезорганизует всю общественную жизнь, и прежде всего ее рабочий класс.

Война не есть, далее, такой “вспомогательный” фактор, над которым революционный класс мог бы иметь контроль: ее нельзя устранить по произволу, после того как она дала ожидавшийся от нее революционный толчок, как исторического мавра, который выполнил свою работу.

Наконец, выросшая из поражений, революция получает в наследство вконец расстроенную войной хозяйственную жизнь, истощенные государственные финансы и крайне отягощенные международные отношения», —

писал Троцкий в одной из статей периода войны[28]. Исходя из неизбежности революции в самых развитых странах Европы, Троцкий не понимал важности прорыва цепи империалистических государств в самом слабом звене, ради которого революционеры-марксисты должны были в тех условиях идти до конца по пути разрыва со всяким оппортунизмом и рождаемой им «осторожностью».

Тем не менее симптоматично, что в эти годы Ленин, продолжая жестко критиковать Троцкого, одновременно начал признавать сближение позиций: «А Троцкий? Порвав с партией Мартова, он продолжает упрекать нас в том, что мы раскольники. Он понемногу двигается влево и предлагает даже порвать с вождями русских социал-шовинистов, но он не говорит нам окончательно, желает ли он единства или раскола по отношению к фракции Чхеидзе»[29].

Резюмируя, можно сказать, что своей революционной деятельностью Троцкий уже в период до 1917 года показал себя как блестящий революционный публицист и оратор (что и сделало его видной фигурой среди социал-демократов), но слабый марксист-теоретик. Его отличали приверженность схеме, громкой, но не слишком обоснованной фразе. Эти не лучшие особенности Троцкого как политика, а также амбиции и непонимание важности большевистского организационного плана по созданию сплоченной партии с идейным единомыслием и жесткой дисциплиной привели Троцкого в ряды оппонентов Ленина при всей враждебности Льва Давидовича реформизму и другим чертам политической программы меньшевиков. Немаловажно, на наш взгляд, и то, что Троцкий большую часть своей дореволюционной политической жизни работал за границей, имея контакты с широкими российскими трудящимися массами лишь эпизодически (как, например, в 1905 году, когда Троцкий входил в руководство Петербургского совета рабочих депутатов). Тогда как Сталин и будущие ближайшие его соратники (Каганович, Молотов, Андреев и т. д.) принадлежали к тем революционерам, которые работали почти исключительно в России и в результате куда лучше знали российские условия и особенности русского рабочего класса и крестьянства, включая и их не самые лучшие черты.

Февральская революция в России знаменательна с точки зрения политического пути обоих наших героев. Именно новая ситуация в стране сделала Троцкого большевиком, а Сталина толкнула на серьезные колебания, которые привели к разногласиям с Лениным.