Троцкий

Сталин действовал все так же двусмысленно: он направил сотрудникам посольства в Турции весьма неопределенные инструкции. Там понятия не имели о происходящем — ведь о высылке Троцкого ничего не сообщалось. Троцкого немедленно препроводили в посольство и оказали ему всяческие знаки внимания. Некоторые из сотрудников служили под началом Троцкого в гражданскую войну; тут даже офицеры ОГПУ относились к нему с уважением — спешили выполнить любую его просьбу и бегали по городу с поручениями. Обширный его архив был доставлен в полной сохранности.

Но долго так продолжаться не могло. Во второй половине февраля в «Нью-Йорк таймс», лондонской «Дейли экспресс» и некоторых других западных газетах появились статьи Троцкого, в которых он весьма агрессивно нападал на советское руководство и излагал свою версию фракционной борьбы, завершившейся его изгнанием. Теперь и советская печать могла обрушиться на него в открытую.

Ему предложили немедленно покинуть посольство, где сотрудники ОГПУ, видите ли, не могли поручиться за его дальнейшую безопасность! Сопровождаемые агентами, Троцкие начали поиск нового жилья. Через несколько дней они переехали на островок Принкипо в Мраморном море, в полутора часах езды от Стамбула.

Будучи уже год частным гражданином, он теперь обрел наконец полную свободу действий. Единственной его заботой было заработать на жизнь.

Но разве нельзя было вернуться к занятиям, которым он посвятил куда больше времени в своей жизни, чем относительно коротким вспышкам организационной активности — перевороту, гражданской войне, первым годам в правительстве?

Увы, это исключалось. Теперь он был невольным борцом за идею; более того, опыт государственной деятельности только укрепил в нем преданность этой идее. Он был прикован к мифу о себе самом.

Загнанный в эту героическую позу, вынужденный оставаться революционером-профессионалом, Троцкий оценивал свои перспективы с профессиональным же оптимизмом. Он верил, что революция, хотя и потерпевшая провал в России, еще развернется: неизбежность ее подъема в промышленно развитой Европе выступала как бы противовесом торжеству тирании Сталина. Он надеялся привлечь сторонников из числа западных коммунистов, еще не закосневших в конформизме, который к концу 20-х годов только начинал распространяться в Коминтерне. Среди левой и «прогрессивной» части политического спектра того времени Троцкий все еще был популярен. Его таланты, приумноженные славой полководца, поразили фантазию многих молодых европейцев; в том, что они стали коммунистами, было, несомненно, и его влияние. В буржуазном мире, в частности в небольших кружках интеллигенции, его имя тоже было окружено особым ореолом. Его универсализм, сила его логики, его уникальные дарования магнетически воздействовали на молодых интеллектуалов вроде французского писателя (и авантюриста) Андре Мальро или американского критика Эдмунда Вильсона. И, поскольку эти поклонники Троцкого были людьми пишущими, они способствовали его рекламе.

Принкипо — маленький островок; бурые скалы обрываются к темно-голубому морю. Дом, который купили Троцкие, был полуразрушенный и старый. Воодушевляемый Натальей, питавшей чисто эстетическое пристрастие к порядку, они принялись убирать, выскребать грязь и красить свои новые владения.

Им суждено было прожить здесь четыре с половиной года. К тоске по Европе прибавлялось раздражение: Троцкий чувствовал себя в изоляции.

О визе в Германию он впервые просил, еще находясь в России; но социал-демократическое правительство, находившееся тогда у власти в Германии, ему отказало.

То же самое произошло в Англии, хотя у него была там влиятельная поддержка в лице Бернарда Шоу, супругов Вебб, Ллойд-Джорджа, Герберта Сэмюэля, Герберта Уэллса, Кейнса и многих других. Любопытно, что отказала ему в визе правящая лейбористская, то есть опять социалистическая, партия, тогда как все, кто его поддерживал, относились к нелейбористскому кругу.

Несмотря на эти разочарования, он активно работал, и работа вскоре начала приносить свои плоды. Статьи его пользовались большой популярностью. Уже первые публикации, еще до переезда на Принкипо, принесли ему 10 тысяч долларов; позднее он получил еще 7 в виде аванса за американское издание «Моей жизни». «История русской революции» была опубликована в виде серии статей в «Сатердей ивнинг пост» и принесла в общей сложности 45 тысяч долларов, что в 1932 году составляло кругленькую сумму.

Нельзя, конечно, по этим цифрам судить о его финансовом положении: значительная часть доходов уходила на политическую деятельность, в частности на периодические издания: русскоязычный «Бюллетень оппозиции» и некоторые другие его затеи целиком «съели» деньги, заработанные им в Стамбуле.

Высылка обострила и семейную трагедию. Дети Нины (их отец был арестован) находились на воспитании у Александры. Жена и ребенок Седова остались в России. Жизнь всех четырех его детей и десятков соратников была разбита. Но это было только начало его испытаний.