Трубка Шерлока Холмса

Было бы крайне нудно описывать их всех по очереди. Достаточно сказать, что любопытными – в силу различных причин – мне показались четверо. Одним из них, конечно, был Владимир Васильченко, высокий бородач с копной буйных черных волос и внешностью разбойника. Если бы кто-нибудь пожелал описать классического русского революционера, то лучше всего ему было взять за образец Владимира.

Еще один человек вызвал мои подозрения, заставив мысленно причислить его к возможным кандидатам в убийцы. Это был Петр Томазов, сапожник, который вместе с больной женой занимал одну из чердачных комнат. Вид он имел отчаянный, и вскоре после того, как я поселился в доме, у меня появились основания считать, что он ворует еду на кухне.

А что, если Анна Полтева поймала его за руку и он убил старуху, чтобы та не объявила его вором? Петр был хрупкого сложения, и если надеть на него фальшивую бороду, соответствовал бы описанию, данному Моффетом.

Я также взял на заметку двух жиличек. Первая – Роза Зубатова – заинтересовала меня, потому что была типичным образцом «новых женщин», о которых я читал. Как и ее соратницы по борьбе за женскую эмансипацию, она коротко стригла волосы и демонстрировала свободные манеры, доходившие до того, что она курила черные русские сигареты и отказывалась помогать по хозяйству на том основании (как сказал мне Дмитрий), что женщины не должны подвергаться домашней эксплуатации.

Управляющий графа возражал против ее присутствия в доме. Дмитрий был убежден, что она нигилистка, и подозревал, что именно Роза покушалась на жизнь одесского полицмейстера.

Однако по документам Зубатова, студентка из Санкт-Петербурга, не была замечена ни в чем более предосудительном, нежели распространение запрещенного периодического издания либерального толка.

Эта очень эффектная особа, белокожая, с короткими светлыми кудряшками, привлекла внимание Владимира Васильченко. Однако, будучи «новой женщиной», она, верная своим убеждениям, отвергла его ухаживания, и ему оставалось лишь вести с ней дискуссии до поздней ночи у огня на кухне.

Судя по их взволнованной жестикуляции и серьезным лицам, спорили они о политике. Ничто не способно до такой степени убить юмор в беседе, как политика, Уотсон.

Другой жиличкой, которая привлекла мое внимание или, скорее, навязывала мне свое общество, была жизнерадостная и дородная Ольга Лескова. После убийства Анны Полтевой ей поручили стряпать под присмотром Дмитрия. В то время как другие жильцы приняли меня с разной степенью терпимости, она взяла меня под свое крылышко.

Ольга считала, что я слишком худой, и пыталась меня откормить, как гуся к Рождеству. Она постоянно ставила передо мной тарелки с борщом или с блинами, политыми сметаной, и уговаривала их съесть, подталкивая локтем и причмокивая.

У нее также была несносная привычка орать по-русски прямо мне в ухо, чтобы до меня докричаться. Из-за нее я действительно чуть не оглох. При подобном натиске мне с величайшим трудом удавалось сохранять бессмысленную улыбку, характерную для Миши.

Что касается моего нового обличья, то мне доводилось носить и более диковинные маски, но эта роль была самой утомительной. Я не нуждался в парике и гриме, но зато при других должен был постоянно оставаться в образе.

Вы когда-нибудь наблюдали за абсолютно глухим человеком, Уотсон? У него безучастный взгляд, который, стоит кому-нибудь подойти ближе, становится напряженным и тревожным. Вглядываясь в лица других людей, глухой пытается понять, что они говорят.

Кроме того, он не реагирует на звуки. Неожиданный громкий стук в дверь, звон разбившейся чашки, сердитые выкрики проходят мимо его сознания. И мне приходилось контролировать свою невольную реакцию на неожиданный шум.

Но вернемся к моему рассказу. Я должен был играть свою роль не только перед жильцами, но и перед полицией, которая в первые дни моего пребывания на Стэнли-стрит оставалась в доме, завершая расследование убийства.

Погода стояла дождливая, ветреная, и время от времени полицейские укрывались от ненастья на кухне, сидя у огня и покуривая трубочку. Поскольку Дмитрий сказал им, что я глухонемой, они не понижали в моем присутствии голос, поэтому я мог подслушать кое-что из их разговоров.

Инспектор Гаджен, грубоватый субъект с толстой шеей, держался самого высокого мнения о себе. Как вы, должно быть, помните из рассказа графа Николая, Гаджен был убежден, что убийство – дело рук постороннего. Вследствие этого инспектор направил свои подозрения на банду, которую возглавлял опасный и хитрый мерзавец по имени Джед Мейсон.

Банда Мейсона занималась кражами со взломом, главным образом обносила лавки и конторы. Правда, иногда она грабила частные дома и даже нападала на их хозяев, если те заставали грабителей в своем жилище. На счету у нее было по крайней мере одно убийство: люди Мейсона забили насмерть пожилого кабатчика. С тех пор главарь перестал бывать в своих излюбленных местах.

Из высказываний Гаджена я понял, что, если приделать Мейсону фальшивую бороду, он соответствовал бы описанию, данному грузчиком Моффетом.