Трубка снайпера

— Ничего, ничего, Канатов, — подбодрил Репин. — Сегодня не пришли — завтра обязательно выйдут. Не зря посылаю к озеру: хорошо постреляете.

Усталый, но радостный зашёл в блиндаж Тагон Санжиев, доложил об успехе:

— Планировщиков прикончил.

— Кого-кого?

— Вплотную подползли, — рассказал Санжиев. — Двое. Бинокли вынули, бумагу. Однако нашу землю делили, план делали. Обоих убил, на виду остались.

— Так и запишем, — сказал Репин. — Немецкие артиллерийские разведчики, проводившие засечку целей, уничтожены. По глазам бейте этих планировщиков, Санжиев, по буссолям и биноклям! Нечего им смотреть на наши высоты.

— Есть, лейтенант!

А вот и старший сержант Николай Юшманов явился. Кое-что узнал о нем Номоконов. В ведомости «Смерть захватчикам» против его фамилии стоит самая большая цифра. Санжиев говорил, что человек, который бьёт фашистов лучше всех, тоже земляк — якут. В скитаниях близ Олекмы и Алдана приходилось Номоконову встречаться с якутами. Закалённый народ, твёрдый, спокойный —тоже с узкими глазами. В таёжной песне так об этом говорится: и ночью не потеряют

узкие глаза след соболя; орлы никогда не спят, а, прищурившись, дремлют и все кругом видят; круглые глаза у изюбря, землю и солнце видят сразу, а только много бегать приходится этому зверю. Ноги от волков спасают, да уши некрасивые.

Коренастый, крепкий на вид человек снял с головы пилотку, стряхнул с неё хвою, выправил, надел на жёсткую щётку волос, подошёл к лейтенанту:

— Разрешите? —Да.

— Сегодня уничтожил трех, — на чистом русском языке произнёс старший сержант. — К девяти часам утра вышли к оврагу, поочерёдно. Всех успел. Двое убитых у ключа лежали — не моя работа. Днём засёк позицию немецкого снайпера, стрелял…

— Удивительный овраг, — неверяще сказал лейтенант, кивнул в сторону Номоконова. — Тут трофеи принесли, доказательства… Вы —трех, а ваш сосед пятерых. Разбирайтесь.

Номоконов подошёл к Юшманову, окинул его тёплым взглядом, протянул руку:

— Глядел, глядел твою работу. Правильно ударил, быстро, пусть не сумлевается командир… А я которых давеча сам убил — этих обснимал. Твоих не тронул, не считал, так и остались с оружием. Иди, собирай — твои.

— Не понимаю, — обернулся Юшманов к Репину.

— Вот так, — развёл руками командир взвода. — Выходит, что подвёл меня Семён Данилович. Бродить решил, по-видимому, в ваш квадрат забрался. Думаю, что надо послушать товарища, обсудить. Не своего ли засекли, Николай?

— Я своих не бью, — неуверенно сказал Юшманов.

Поужинал Номоконов и стал чистить винтовку. Командир взвода отправил за передний край стрелков, отдыхавших днём, и, вернувшись в блиндаж, присел на краешек нар.

— Располагайтесь, товарищи, — показал он на пол, застланный свежими еловыми ветками. — А вы, Павленко, к столу. Вначале вас послушаем.

Узнал Номоконов, что во взводе пишется «снайперская наука»,

что каждый солдат, явившийся с позиции, должен рассказать о своих наблюдениях. Сейчас выступит Павленко, а потом «самым подробным образом Номоконов расскажет о своей охоте». Тагом Санжиев в бок подталкивает: не пугайся, говорит, так заведено во взводе. По-бурятски шепчет — никто не понимает. Говорит Тагон, что трудно лейтенанту Репину. Все знают, что он по воинской специальности —топограф. «Это, аба, такое дело. Местность умеет снимать на бумагу молодой командир, карты чертить. А на снайпера не учился — только и умеет что стрелять. И вот теперь, выполняя задание старших командиров, новое дело понять хочет. Книжки о стрелковом деле читает, ко всему прислушивается, выпытывает. Не скрывай, аба, свои таёжные навыки — и это пригодится для снайперской науки».

Внимательно слушают Сергея Павленко и молодые солдаты, и усталые люди, только что вернувшиеся с позиций. Что им рассказать, как? Не умеет говорить на собраниях Номоконов, а лейтенант уже зовёт к столу:

— Смелее, Семён Данилович. Думаю, что вам очень повезло на этой охоте.

«Эва, какой хитрый! Сперва сердился, а теперь радуется. Это он к сердцу подходит, на разговор вызывает. Повезло…». Много ошибок сделал Номоконов, а только с расчётом на фарт и удачу не ходит он на охоту. Надо многое уметь, чтобы вернуться с добычей. Нет, не напрасно отпускал командир своего солдата за передний край. Слушайте тогда, ребятки, раз шеи вытянули.

— Не знаю, ладно ли скажу, — начал солдат. — Только так думаю, что на фронте куда труднее. Одно дело выслеживать простого зверя, другое — когда этот зверь с оружием и людям смерть несёт. Правильно сказывал лейтенант: перед охотой надо все кругом осмотреть тихо, не торопясь. Я и в тайге так делал. Глянешь, все кусты одинаковые, а подумаешь — разные. Этот лапу вытянул, тот обгорел снизу, этот на гриб похож, тот — на медведя. Так и намечал тропу. Я и тут хорошенько глядел — навык у меня такой, с малых лет. Где пойду, прикинул, возле чего, каким шагом.

Номоконов посмотрел на лейтенанта и продолжал:

— А ходить везде надо по-разному. По кошеной тропе особо, по воде — тоже. Иначе спугнёшь зверя, али сам на мушку попадёшь.

— А как ходишь по кошеной траве?