Трубка снайпера

Всю ночь пролежали солдаты возле молчаливой железной громады, чутко прислушивались, дыханием отогревали коченевшие пальцы. Наверное, не хотелось гитлеровцу лежать морозной ночью под железным брюхом машины, и он пришёл на рассвете. Уловив скрип шагов, Санжиев движением руки остановил напарника и пополз навстречу врагу. Услышал Семён сдавленный возглас товарища, а когда поспешил на помощь, все было кончено. Санжиев вытирал кинжал о маскхалат немца.

— Вёрткий оказался, — тяжело дышал Тагон. — Вот сюда меня пнул, в живот. Кончил тогда…

Винтовка с оптическим прицелом и большой кусок шоколада, несколько обойм патронов и фляжка с вином, остро отточенная финка и бутерброды… Солдаты подхватили труп и поволокли к танку.

— Праздник у них, — заметил Санжиев. — Лейтенант говорил. Рождество к немцам пришло, молиться будут, радоваться. На моей делянке маленькие ёлки пропадали, перед ихним блиндажом.

— Праздник божеский, — рассматривал Номоконов трофеи. — Слышал. Однако, тем, кто верует, никак нельзя с ножом ходить сегодня.

Санжиев усмехнулся.

Солдаты забросали снегом труп, залезли в нутро машины, развороченное прямым попаданием тяжёлого снаряда, и затаились. До снежного завала, опоясавшего вражеский опорный пункт, было метров пятьсот, немцы не показывались в ельнике, и стрелкам стало скучно. Как ставший в паре, Номоконов разрешил Санжиеву немного отдохнуть.

Где-то неподалёку стучал дятел. Трепетные лучи солнца, пробивавшиеся через опаловую дымку морозного тумана, осветили золотистые стволы сосен. На броне мириадами разноцветных точек заискрился иней. Полюбовался Номоконов тихим зимним утром, осмотрелся и вдруг толкнул задремавшего товарища.

Из-за бугра вышли лоси. Тревожно озираясь по сторонам, они стремительной иноходью побежали посередине нейтральной полосы. Два рогача и три самки! Как они оказались здесь, в царстве войны и смерти? Не поднимая винтовки, тревожными глазами смотрел Номоконов на животных, приближавшихся к танку.

Позади раздалась короткая пулемётная очередь: лосей заметили с нашего, переднего края. Номоконов живо представил солдата, лежавшего за щитком пулемёта. Не удержался, нажал гашетку… Пули полоснули по снегу, напугали лосей, остановили.

— Бей теперь! — подался вперёд Номоконов. — Самый момент! Пулемётчик не стрелял, и звери опять пошли иноходью.

— Жалеет! — понял охотник. — Все равно… не пройдут звери по тайным проходам через минные поля и проволочные заграждения, не добежать им до студёного моря, где кончается линия фронта, убьют…

Захлопало впереди. В вышине со свистом пролетели мины и разорвались возле нашего переднего края. Отсекают? Теперь Номоконов представил немецкого корректировщика. И этот заметил лосей, схватил трубку телефона, дал команду. Перелетев через заметавшихся зверей, две мины разорвались вблизи от них. Стадо разделилось. Рогач и две самки шарахнулись обратно, к ельнику, зеленевшему за бугром. По ним, торопясь, беспорядочно, как на облаве, ударили с двух сторон, — видно, многим хотелось свежего мяса. Возле бугра чья-то меткая очередь срезала всех трех.

— Нашим достанется, — оглянулся Санжиев. Огромный прихрамывающий бык и лосиха двигались к танку. Разрывы мин пугали зверей, они останавливались, крутились и все отдалялись от нашего переднего края. Заметив, что лоси выйдут к ельнику, где укрепились гитлеровцы, Санжиев стал поднимать винтовку.

— Укыр![12] — предупредил Номоконов.

Вплотную к танку подбежали носатые звери, хватили зубами снег, остановились и, почуяв людей, бросились к снежному завалу, где чуть чернели бойницы. Дрогнул Санжиев, но его напарник сердито цыкнул. Отпустив лосей метров на триста, Номоконов быстро выстрелил два раза.

Самку пуля сразила наповал, а рогач перевернулся через голову, забился и пытался встать. Короткая пулемётная очередь из снежного завала добила лесного гиганта. Рогач подался всем телом на пули, рухнул и затих.

Санжиев оглянулся на товарища. Чего же ты, земляк? Надо было положить зверей здесь, возле танка. Сюда не придут за мясом немцы. Отрезали бы вечером по жирному стегну и унесли домой.

Много чувств отразилось во взгляде Санжиева: недоумение, досада и… любопытство. Он понимал, что его товарищ, расчётливый, с железной выдержкой, беспощадный к врагам, что-то задумал.