Трудная книга

Вспомним Виктора Петрова, имя которого не раз упоминалось в книге в связи с публикацией нашей переписки («Повелевай счастьем»). Вступив в комсомол, он стал дружинником, членом областного штаба «Комсомольский прожектор», одним словом, хорошим активистом, заканчивает институт. Пройдя в свое время по острию ножа, он теперь уже сам ведет большую воспитательную работу с неустойчивыми «желторотиками», способными заблудиться на жизненных путях и дорогах.

А Саша Пшенай, правдолюбец и правдоискатель, человек чистейшей души, сохранивший ее, несмотря на двойную судимость и большие жизненные трудности. Я продолжаю регулярно переписываться с ним и вижу эти трудности: больная, получившая производственную травму жена, слабенькая, не выходящая из больницы дочка. Трудно парню, а он не сдается, и сдаваться не собирается, и по-прежнему хочет «жить не кротом, не рабом, а человеком». А Юра Спицын, начавший с глупых претензий к Родине за свои собственные преступления перед ней, а кончивший искренними словами покаяния в присланном недавно большом стихотворении «Мое последнее слово».

Вот так и в жизни — много гроз бывает,
Но их не каждый может перенесть.
А нужно сквозь любые грозы
Пронести свое достоинство и честь.
Страна моя! Тоскою утомленный,
Я о прощении взываю вновь,
Горю желанием твои увидеть клены,
И все сильней к полям твоим любовь.
Я много вынес. Понял тоже много.
Не в силах больше прятать в сердце боль.
Хочу идти счастливою дорогой
И быть всегда и быть во всем с тобой.

А припомним Васина Андрея Павловича, любителя путешествовать и выпить, того, кто с такою страстью проклял «крестораспятие» и так поэтически воспел простого русского воробья. Он семь раз бежал из мест заключения, а теперь, честно отбыв наказание, с увлечением работает в колхозе кузнецом, всей душой радуется родившейся дочке, приветствуя в ней «нового человека, пришедшего в мир», и снова пишет стихи:

Огню суждено, чтобы жечь,
Воде суждено, чтобы течь.
А сердцу любить суждено —
Для этого сердце дано.

И по законам этой любви он, сорокапятилетний бывалый человек, в свободное время занимается еще и детской художественной самодеятельностью.

«Артистов у меня одиннадцать человек, самому старшему 14, а младшему — 6 лет, — пишет он. — Читают наизусть Некрасова, Пушкина, Лермонтова. Очень милые люди!.. Вкусен, пусть и сухой, хлеб, добытый у горна или на любом трудовом поприще. Оттиск тюремной решетки срубаю зубилом до крови, до сладкого изнеможения».

Да разве все эти судьбы перечислишь? А в каждой из них — поэзия нашей эпохи и нашей жизни. И каждая из них — подтверждение того неоспоримого факта, что зло преодолимо.

Даже если оно сопротивляется. Прочтите хотя бы вот это письмо:

«Григорий Александрович! Разрешите вам признаться.

Мы все, осужденные, внимательно следим за вашими статьями о нашей жизни. Большинство были полностью согласны с вами, но было и меньшинство, в том числе и я, которые ссылались на жизнь, на время, на судьбу и, прикрываясь нелогичной аргументацией, пытались оправдать себя и вызвать сожаление, не имея в себе тех качеств, по которым можно твердо сказать, что он может с честью носить высокое звание Советского человека.

На страницах нашей производственной газеты открылась в свое время интересная полемика под девизом: «Человек сам зажигает счастливые звезды», где было напечатано и несколько ваших статей. Болезненное самолюбие во мне было сильнее здравого рассудка, и в связи с этим я яростнее всех из того меньшинства защищал позиции людей, не думающих о будущем.

От вас я получил тогда два письма. На первое ответил очень грубо, с ядовитым сарказмом, оскорбительно, искал неправдоподобное в хорошем вашем романе «Честь», но вы были выше этого и ответили мне вторично, доброжелательно, хотя и строго. Я до сих пор помню Ваши слова: «Что же нужно делать с человеком, если он с ножом в руке врывается в общество?»

Я не ответил на это, второе письмо, мне нечего было писать, а признать себя неправым не хватило духу. После этого я освободился, но на свободе был всего лишь один год и — снова колония. Почему? Сослаться на плохое благосостояние трудящихся — это будет неправда. Ведь жизнь очень прекрасная сейчас. А мне вот 29 лет, а из них 9 лет уже вычеркнуто. Почему?