Майя взяла котелок с вмятиной на боку и самодельной проволочной дужкой и пошла к реке. Ее слегка покачивало от усталости, а от неестественного грохота реки гудело в ушах. Она дошла до каменной теснины и стала спускаться, осторожно нащупывая подошвой кеды выступы. Река проносилась с такой скоростью, что Майя вдруг почувствовала себя стоящей на подножке стремительно мчащегося вагона. Только не было поручней, за которые можно было надежно ухватиться. Бешеный, сорвавшийся с привязи поток нарушал все законы физики: бревна шли ко дну, а камни танцевали на волнах, как пробковые. По законам гор к такой реке запрещено приближаться. По инструкции турбазы - тоже запрет. Но ребята хотели пить. И надо было промыть рану Нине Беловой. Майя стала спускаться по каменной стене к потоку. Водяная пыль оседала на ее лице и руках. Словно она помылась, а вытереться не успела. Майя облизала ставшие влажными губы и вздохнула. Осталось спуститься еще на метр, а там встать на камень, протянуть руку и подставить котелок под белый гребень буруна. Река кипела, в ней клокотал жуткий ледяной кипяток. Его брызги обжигали холодом. Река кипела, и подбрасывала круглые камни, и ловила их, каменные мячики. Майя зажмурилась. И снова открыла глаза. Она напряглась и сделала шаг вперед, решилась на этот шаг. Нога оперлась на влажный валун, но Майя продолжала наклоняться вперед и только тогда почувствовала, как каменная стена отпрянула, а река стала приближаться оглушительно быстро, и в лицо жестко ударило холодом. Река вырвала из рук котелок с вмятиной на боку. И горы полетели вверх. Колеса поезда или траки танков загрохотали у самого уха, и Майя поняла, что она падает в воду.
Гена сооружал костер под огромным нависшим камнем. Девчонки принесли валежника. Валежник был мокрый, и его надо было разжечь.
Гена говорил:
- Интересно, как первобытные люди добывали огонь после дождя?
- Они хранили трут сухим.
- Они разводили огонь в пещерах.
Гена разжигал костер, а девочки перебрасывались словечками. Но все думали об огне, о тепле, о еде, о сне. А спички промокли и не загорались.
- Интересно, как первобытные люди сушили спички? - усмехнулся Гена.
И тут он услышал крик. Кто-то упал в воду.
Он распрямился и посмотрел в сторону речного грохота. До его сознания не сразу дошел смысл этого крика. Он сам звук услышал, а слов не разобрал. Он прочел смысл этих слов в глазах Нины, в расширенных, светлых от испуга, в застывших глазах девушки.
Какая-то пружина резко разжалась, и он сорвался с места. Он бежал к реке прыжками.
Есть такие минуты, когда вся жизнь уплотняется в одно мгновенье. И когда каждое мгновенье жизни становится нужным. Когда для великого и необходимого может не хватить каких-то важных мгновений. Это мгновенье как сверхплотная звезда.
Как много нужно вспомнить и как много забыть. И нет времени для подсчета, и некогда взвешивать. И чужая жизнь вдруг становится дороже собственной. Это мгновенье подготовлено всей жизнью, но не всякой жизнью.
В это мгновенье человек опережает свое время и живет на эпоху вперед, дальше всех остальных.
Может быть, он безрассуден?
Нет! Его разум как бы превращается в квантовый генератор, и решение вырывается, огненное и беспредельное, как лазерный луч. И сам человек как лазерный луч, и для него нет преград.
Когда Гена подбежал к реке, он на миг остановился, надеясь увидеть того, кто упал в бушующую реку.
Он услышал грохот, сливающийся в беспрестанный звук густой басовой струны, но не такой, какая ухает в чреве рояля, а огромной струны толщиной в стальной трос, гудящей до оглушения. Генке показалось, что эта сверхструна не только заглушает все звуки, но и застилает глаза, и потому он не видит в реке человека.
Никто не успел подбежать к нему и крикнуть:
- Что ты собираешься делать?
Никто не успел схватить его за руку:
- Прыгать бесполезно!
Никто не успел преградить ему путь:
- Ты уже не поможешь!
Басовая гигантская струна гремела внутри его, тянула свою огромную всезаглушающую ноту.
Генка сделал вдох, прищурил глаза и бросился туда, в белое месиво. В ледяной кипяток. В магму.
Он не знал, что там она. Может быть, если б знал, то прыгнул бы раньше. Но этот миг ничего не решал. Решающий миг уже пролетел до того, как Генка очутился на берегу. Решающий, невозвратный.
Несколько мгновений Генкина голова была видна в потоке. Потом она пропала.
Над волнами взлетел камень. Взлетел легко, как мяч. Опустился же в волны тяжелым, пушечным ядром.
Басовая сверхструна оборвалась.
- Он же не мог ее спасти! Все равно не мог!.. - прошептала Нина Белова и беззвучно заплакала.
А может быть, она зарыдала в голос. Грохот потока заглушил все звуки. Все чувства. Все, кроме боли.