Трудная позиция

Аганесян говорил искренне и очень убежденно. Уж кто-кто, а он-то знал хорошо, как некоторые проверяющие встречают подобные предложения. Им подавай лишь то, что записано в учебном плане от пункта до пункта. И правильно! А какая же цена будет плану, если каждый командир батареи начнет перекраивать его на свой лад? Теперь Аганесян в душе сожалел, что зря он вообще согласился выводить первый курс на учебное поле смотреть технику. Некстати этот Шевкун подвернулся ему со своими уговорами: ладно, дескать, давайте покажем.

— Знаете что, — сказал Аганесян, уставившись своими выразительными глазами на Крупенина, — не будем торопиться, дорогой. Поживем — увидим.

Крупенин недовольно поморщился.

— Ну ладно, — сказал Аганесян, слегка пристукнув по столу ладонями. — Я доложу о нашем разговоре начальнику училища. Но это ведь ничего не изменит. Уверяю…

* * *

В учебный корпус Крупенин пришел, когда там уже заканчивались занятия, последние перед обеденным перерывом. В классе, где сидели курсанты первого взвода, дверь оказалась приоткрытой, и старший лейтенант сразу увидел маленького Винокурова. Он стоял возле доски с куском мела в руке и решал задачу. Вид у курсанта был сосредоточенный, а цифры выводил он с таким усилием, что мел крошился под его пальцами.

— Скорость распространения электромагнитной энергии в пространстве нам известна, — говорил он громко, но без обычной своей бойкости. — Она составляет около трехсот тысяч километров в секунду. А посланный локатором импульс достиг цели и вернулся обратно за триста микросекунд. Требуется узнать расстояние от ракетной станции до обнаруженной цели…

Винокуров то принимался писать цифры, то быстро стирал их тряпкой и писал снова. Затем он приложил руку с зажатым мелом к туго наморщенному лбу и задумался в каком-то неожиданном сомнении.

Никто, пожалуй, из курсантов батареи не обладал такой настойчивостью в желании преодолеть трудности, как Винокуров. Удивительно мирно уживались в этом человеке две совершенно противоположные черты характера: веселое, почти беспечное балагурство и какое-то неожиданное упорство, когда этого требовали обстоятельства. Крупенин вспомнил, как месяца два назад, придя ночью в казарму, чтобы проверить службу дневальных, он увидел вдруг в ленинской комнате Винокурова за решением какого-то сложного уравнения. Командир батареи, конечно, отругал курсанта за самовольство и приказал немедленно лечь спать, но в душе порадовался за него.

Задача, которую решал Винокуров сейчас на доске, была, по мнению Крупенина, несложной. Однако у курсанта что-то не ладилось.

— А не кажется ли вам, что расстояние от локатора до цели получилось очень большим? — послышался голос преподавателя.

Винокуров поскреб затылок в раздумье, однако с места не двинулся и никаких поправок в решении не сделал.

«Ах, Винокуров, Винокуров, — досадовал Крупенин. — Забыл, что время-то дано в разных единицах. Ну вспомни же, вспомни».

— Тогда пусть поможет ему курсант Красиков, — сказал преподаватель.

Красиков объяснил:

— Винокуров ошибся в том, что данное ему время в микросекундах не перевел в секунды, поэтому результат при вычислении расстояния от локатора до цели получился нереальным.

— Верно, зеванул я, — досадливо поморщился Винокуров и хитровато ухмыльнулся: — Ну, это у меня всегда так перед обедом. Горючего, наверное, не хватает.

Курсанты засмеялись, а Крупенин подумал, что странно все-таки получается: Винокурову многое дается с трудом, и он не теряется, идет по своей дороге уверенно, не оступаясь, а вот Красиков все время мучается в раздумьях — есть у него призвание или нет, хотя и радиотехнику и другие предметы усваивает хорошо. «И кто мог внушить ему такую глупую мысль об отсутствии призвания? Какая чепуха!»

Неожиданно Крупенина кто-то взял за руку. Обернувшись, он увидел полковника Осадчего.

— А я ищу вас, товарищ старший лейтенант. Есть разговор. Давайте где-нибудь потолкуем.

Они пошли в глубь коридора и остановились у большого окна, подернутого легкой морозной наледью.

— Ну, что там получилось на учебном поле? — спросил Осадчий, ожидающе вздернув свои жесткие торчащие брови. — Не понравилось, что ли?

Крупенин стал рассказывать все, как было. Рассказал он и о своем разговоре с Аганесяном. Осадчий слушал внимательно, потом спросил:

— Послушайте, Борис Афанасьевич, а вы не могли бы изложить все это в письменном виде?

— Для кого? — удивился Крупенин.

— Для нашего учебного отдела.

— Но подполковник Аганесян не предложил мне этого.

— Ничего. А вы все-таки напишите. И дневник обещанный не забудьте. Жду…

Учебный корпус давно опустел. Взводы курсантов один за другим вышли во двор и направились к столовой.

— Что ж, пойдемте и мы обедать, — предложил Осадчий и уже на ходу, за дверями подъезда, настойчиво повторил: — Только вы напишите обязательно, Борис Афанасьевич. Слышите?

— Хорошо, напишу, — пообещал Крупенин и подумал: «Оно, может, и правильно. Слова словами, а когда все изложено в рапорте — это совсем другое дело».

* * *