Трудная профессия: Смерть

— Прошу прощения, что перебиваю, — не давая Стекловой ответить, встрял Некруев, — но мне кажется, что как руководитель Мягковой, я должен четко обозначить свою позицию. Мы опытные педагоги, прекрасно понимаем, какой огромный пласт знаний и умений Мягковой не был усвоен. И мы понимаем, что этот пласт знаний даже при огромном таланте и старании просто невозможно усвоить за то время, что у нее было после нашего решения.

В таком случае возникает вопрос: почему мы вообще говорим о том, что дали ей возможность продолжить обучение, если это предполагало от нее достижения принципиально недостижимых целей? Я лично для себя это понимаю так: мы должны оценивать результаты Мягковой не с точки зрения их фактической ценности, а с точки зрения прогресса и перспектив. А прогресс, я вас уверяю, значительный и перспективы стать нормальным специалистом у нее вполне есть. Поэтому я категорически против того, что бы сейчас говорить о ее отчислении. Тем более что никаких веских оснований на текущий момент у нас не имеется.

— Да она же ни на один вопрос ответить не может! — в сердцах повторила Лариса Степановна.

— Полностью с вами согласен, у нее с этим большие проблемы, здесь надо работать. — Кивнул Некруев. — Я от себя могу сказать, что стараюсь дать ей возможность отвечать письменно, тогда картина заметно лучше.

— Я тоже со своей стороны хочу добавить. — Послышался голос Топотовой. — У меня к Мягковой особо теплых чувств, как вы знаете, тоже нет. Но я не считаю, что здесь нам следует руководствоваться эмоциональными оценками студента. И я тоже должна отметить, что в последнее время вижу с ее стороны ощутимые положительные сдвиги. Давайте будем последовательны, раз уж мы ее оставили, то, — как верно заметил Виктор Андреевич, — не стоит требовать от нее невозможного.

Еще какое-то время педагоги спорили, но в конечном итоге пришли к мнению, что казнь нужно отложить. Некруев вышел в коридор и поманил меня за собой. Мы направились в лабораторию.

— Тебя решили пока оставить на осень. — Сказал он, сев за свой стол. — Так что спокойно работаем по теме, осенью нормально защитишься.

— Ясно.

— Хорошо. Я сейчас уеду по делам, вернусь вечером. Работай над разделом, как приеду — посмотрю.

Некруев уехал, работа не пошла. Я нескончаемо долго без толку смотрела в экран, потом плюнула и заварила кофе, дожидаясь руководителя. В лаборатории сегодня вообще никого не было кроме меня, поэтому можно было с комфортом расположиться на диване. Кофе в банке закончился, я достала новую, а старую понесла выбрасывать, по дороге нечаянно разбив. Пришлось брать совок и веник, собирать стекла. Крохотный осколок впился в палец. Не мой сегодня день…

Я вытащила из ранки осколок и задумчиво отправила в ведро. Затем взяла крупный фрагмент и повертела в руках. Задрала рукав свитера и медленно провела острым концом по коже, наблюдая, как выступают капельки крови. Казалось, выступает не кровь, а скопившееся внутри напряжение. Дверь хлопнула, и я торопливо сунула осколок в карман, одновременно натягивая рукав — не хочу еще и по этому поводу объясняться. Как все достало…

— Ну как дела? — спросил Некруев.

— Никак.

— Не идет? Давай вместе посмотрим.

— Можно… завтра? Я устала.

— Конечно. Если устала, нужно отдохнуть. Хорошо, что сама сказала. Иди домой.

— Здесь нельзя посидеть?

— В интернете, что ли?

— Да нет… Просто посидеть.

— Почему нет, оставайся.

Я заварила себе еще кофе и уселась в подсобке. Последние двое суток были почти сплошным кошмаром, мне очень хорошо сейчас было просто сидеть и пить кофе. Не слышать стонов умирающих и не видеть слез их родных. Не мечтать провалиться под землю от стыда в институте. Просто тихо сидеть и пить кофе.

Послышался звук открывающейся двери, женский и детский голоса: «Привет, любимый!», «Папа!!!». Я выглянула, на шее Виктора Андреевича радостно висел мальчик лет трех. Рядом с ним стояла молодая улыбающаяся женщина.

— Там такие пробки, мы еле добрались до тебя из поликлиники! — говорила она Некруеву.

— Почему сразу домой не поехали?

— Захотелось с тобой. И Олежка закапризничал «папа, папа». Вот мы и решили сначала к тебе, а потом все вместе домой.

— Понятно, — улыбнулся он. — Как прививка, сильно плакали?

— Почти не плакали, только немножко похныкали. С медсестрой в этот раз повезло.

Ребенок в этот момент повернулся ко мне, показал пальцем и довольно отчетливо сообщил:

— Тетя! — его родители обратили на меня внимание.

— А! Ксения, знакомься, это моя жена, Ольга Валерьевна. Оля, это моя лаборантка Ксения Мягкова и по совместительству моя курсовичка.

Некруева дружелюбно мне улыбнулась.

— Здравствуйте, очень приятно.

— Здравствуйте… — Пробормотала, я немного растерявшись.

— Ну что, сейчас сбегаю за кое-какими документами и поедем домой? Минут двадцать, хорошо? — Некруев вышел.

Его жена терпеливо объясняла сыну, что пробирки детям не игрушка. В какой-то момент она подняла на меня глаза.