Через какое-то время, подошедший Некруев вывел меня в подсобку под взглядами окружающих. Меня сильно тошнило, было тяжело идти, ноги заплетались — должно быть, это от духоты. «Не ври хоть себе, духота тут не причем» — вылезает в голове злая мысль.
В подсобку вошла Ольга Валерьевна, вопросительно поглядела на мужа.
— Я ее тете позвонил, скоро приедет.
— Вить, она пришла такая издерганная…. У нее что-то случилось?
— Оль, у нее все время что-то случается. Конкретно сегодня опять с Подбельской разругалась.
— Знаешь, сама она взяла сок. Это ей потом уже Верещагин рюмку дал.
— Могла отказаться, никто ее пить заставлял. Давай-ка я окно открою, проветрю. Может, хоть немного в себя придет.
Он открыл окно, Некруева намочила полотенце холодной водой и положила мне на лоб. У меня перед глазами все плыло, хотелось заснуть и не просыпаться…
— В чем у нее руки перепачканы, в соусе, что ли?
— Ну да, тарелку на себя опрокинула. Давай немного ее в порядок приведу.
Ольга Валерьевна взяла второе полотенце. Я смотрела за ее действиями, слабо понимая, что происходит. Рукава свитера тоже были запачканы, она подвернула один.
— Боже мой, Витя! Ты посмотри, что у нее с руками!
Некруев подошел и они вместе внимательно осмотрели обе мои руки.
— Ничего себе… Живого места нет.
Мне стало хуже, они переключились на другие проблемы. Вскоре приехала наставница и увезла меня домой. Она отправила меня в кровать, открыв окно в комнате и оставив разбор полетов на утро — видимо, осознав бессмысленность любых выговоров, пока я в таком состоянии. Немного придя в себя через пару часов, я, не успев протрезветь, трусливо сбежала из дома, перенеся себя в парк. Я давно здесь не появлялась, в последний раз еще до истории с Ариной, но раньше была частым гостем. Сначала добралась до банкомата и сняла немного денег, затем до хорошо знакомого ларька.
Какие-то остатки здравого смысла включились в голове, я сломала банковскую карту, так как понимала, что иначе скоро сниму с нее все деньги. Я бродила по парку, пока держали ноги, задремала на лавочке. Проснулась от холода, сделала заход к ларьку, побрела по речной набережной. Ночь провела в каком-то подвале, ранним утром продолжила пить и бесцельно бродить по улицам. Днем угодила под машину, полетев от удара на грязный асфальт и разбив ладони. От водителя отмахнулась, хромая, продолжила свой бессмысленный путь.
Я очнулась от удара по ногам, было светло.
— А ну пошла вон отсюда! — дворник опять замахнулся метлой, я испуганно отползла, задевая мусорные контейнеры, у которых отключилась. Где я вообще?! Сколько прошло дней? Я помнила два, но может, их было больше? Денег в кармане не было, только обломки карты и ключи. Безумно хотелось пить, а лучше выпить, но было уже не на что. Сильно болела нога, по которой пришелся удар машины. Я не могла понять, в какой части города нахожусь. Было так же плохо, как в предыдущий раз, — только теперь я еще была одна, потерявшаяся на улице и без денег.
Я не могла даже перенестись домой, для этого нужно было представлять, где я нахожусь. Подходить к прохожим в таком виде было нельзя, транспортом тоже не воспользуешься. Я все же вышла на остановку и увидела трамвай, который шел в сторону моего института. Очевидно, теперь уже бывшего «моего». Как я с такой легкостью сумела разрушить все за один день?! Как бы плохо не было, стало в миллион раз хуже! Почему я не способна всегда вести себя хотя бы так, как последние месяцы?
Я побрела вдоль трамвайных путей, сторонясь людей. В какой-то момент путь разветвился, я выбрала не то направление, потеряла море времени. Вернулась, продолжила путь. Идти было очень тяжело, несколько раз я падала и подолгу лежала ничком на земле. К институту добрела только поздним вечером.
Отсюда можно было перенестись домой. Там меня не ждет ничего хорошего, но я хотя бы утолю жажду и приму душ, а через какое-то время, наверное, смогу спрятаться под одеялом. И я смогу сказать наставнице, что больше никогда так не сделаю… Она поймет, что я сдержу это обещание, ведь я держу слово и выполняю свой долг смерти…
Я посмотрела на темные окна института. Окна лаборатории выходили во двор, но в это время там уже никого не должно было быть. Я решила зайти в последний раз прямо сейчас — собрать вещи, пока никого нет, попрощаться с полюбившимися стенами. К моему удивлению и ужасу в лаборатории находились Некруевы, Набокова и Топотова.
— Ксения, что случилось? — холодно осведомился Некруев.
— А что, не очевидно? — со злостью переспросила я, снимая куртку и швыряя ее в угол. — Не переживайте, я только за вещами.
— Пойдем в подсобку, поговорим.
— Ни к чему.
— Ксения, ты меня слышала.
— Не пойду!
Некруев подошел ко мне, взял за локоть и направил в подсобку.
— Где была?
— Не помню.
— Что успела натворить?
— Не помню.
— Почему хромаешь?
— Под машину попала.
— Умойся и я отвезу тебя домой.
— Я сама дойду, только вещи заберу.
— Твоего мнения сейчас никто не спрашивает. Умывайся и поедем, я сейчас позвоню твоей тете. Вещи пока останутся здесь.