Трудная роль

– Я его помню. Ее светлость надевала это платье на Рождество. О Боже, это было пять лет назад. Я тогда была совсем девочкой и только поступила на службу. Она сделала мне рождественский подарок – коробку с принадлежностями для рукоделия. Миссис Рейли сказала ей, что я хотела бы стать портнихой. Ее светлость была такая красавица! Как жаль, что она так быстро умерла.

– Ты шила для нее?

– О нет. Она велела мне чинить одежду слуг. Мадам, я буду очень стараться. За пять лет я многому научилась. Если хотите, я сделаю фасон более модным. Вы высокая. Оборки вам не пойдут. Ваш стиль – простота.

– Согласна, Дорри. Распусти оборки и убери все, что кажется тебе лишним. Сама видишь, у нас с кузиной разные размеры. Я – настоящая жердь. – Или, как выражается герцог, большая девочка. А он держал ее за талию обеими руками, тоже совсем не маленькими.

Дорри изучила швы, подол и бодро сказала:

– Когда я закончу, все платья будут выглядеть так, словно сшиты именно на вас, мадам. И никому не покажутся старомодными. Мать его светлости присылает мне журналы с последними модами. Я читаю их постоянно. Мадам, вы будете выглядеть как картинка!

Эванджелина вышла, ломая голову над тем, догадывался ли Ушар (который знал о семье герцога все), что Ричард подарит ей весь гардероб покойной жены. Возможно, француз рассчитывал, что герцог расплатится с Эванджелиной этими платьями, после того как позволит ей обольстить себя.

Она знала, что Эдмунд дремлет после обеда. Герцог уединился в кабинете со своим управляющим. В замке было тихо. Точнее, так тихо, как может быть в доме, где проживает около пятидесяти душ. Она пошла в Северную башню. Близился вечер. В этой части замка ей попался только один лакей. Она ощутила запах задолго до того, как обнаружила нужную комнату. Запах был приятный, но терпкий, напоминавший аромат розмарина, смешанного с корицей. Эванджелине не терпелось узнать, что имела в виду миссис Нидл, когда говорила про жар в глазах.

По мере того как она взбиралась по ступеням деревянной винтовой лестницы, запах усиливался. Девушка поскреблась в старую дубовую дверь и услышала певучий голос миссис Нидл, приглашавший ее войти.

Старуха стояла в середине круглой комнаты с множеством окон. Толстые стены подпирались могучими деревянными балками. Странная комната разделялась на части ширмами из плотного шелка. В стены были врезаны полки, видимо сооруженные специально для миссис Нидл. На полках в три ряда стояли глиняные горшки с аккуратными табличками. Несмотря на жаркий день, в камине горел огонь.

– О, малышка! Ты пришла скорее, чем я ожидала. Садись-ка сюда. Сейчас я налью тебе чашечку травяного чая.

Эванджелина кивнула и вслед за хрупкой старой женщиной прошла в «гостиную», находившуюся у огромного камина. «Спальня» была расположена в алькове. Остальное пространство было занято травяной лабораторией. Пока миссис Нидл заваривала чай, Эванджелина подошла к одной из полок и начала рассматривать горшки с ярлыками. «Толченые имбирные ягоды», «Розовые лепестки», «Корень иринго», «Семена джамарика» и множество других неслыханных названий. Тут же находилось несколько маленьких жаровен, на которых стояли крохотные горшочки. Один из них сильно пах розами. Эванджелина сделала глубокий вдох.

– Чудесная комната, миссис Нидл, – сказала она, вернувшись в «гостиную».

– Да, – ответила миссис Нидл, показывая подагрическим пальцем на диванчик, обтянутый ветхой красной парчой. Эванджелина села. – Этот диван велел сделать для меня отец его светлости, герцог Уильям. Он был славный паренек, покойный герцог. Сильный, добрый и любивший своего мальчика больше всего на свете.

– Я слышала об этом. Герцог, кажется, тоже очень любил отца.

– Ага, правда. Его светлость был строптивым парнишкой, доставлял много хлопот и то и дело лез куда не следует. Другие родители на месте герцога Уильяма подняли бы крик, но тот только смеялся и просил мальчика никого не убивать, не портить девочек и не причинять людям боли. Он бы отдал за сына жизнь. Когда герцог Уильям умер, это был черный день. С тех пор его светлость сильно изменился. Мальчик долго ходил мрачный как монах; его глаза стали пустыми и холодными; он разучился смеяться. И даже сейчас не делает ничего такого, что могло бы заставить поседеть его мать. Он стал очень благоразумным. – Миссис Нидл улыбнулась, обнажив два последних зуба, очень белых. – Ага, у ее светлости волосы черные как смертный грех, если не считать нескольких седых прядей.

– Я думаю, милорд женился на моей кузине, потому что отец хотел, чтобы он остепенился.

– Может быть, может быть. Полагаю, герцог Уильям очень любил юную Мариссу. Он хотел сделать ее своей невесткой, но знал, что, если не подтолкнет сына к алтарю, найдутся другие джентльмены, которые не преминут сделать это. А я уже говорила, что его светлость сделал бы для своего отца что угодно, включая женитьбу на нелюбимой. Но не ошибись, малышка; герцог желал ее, а другого способа лечь с ней в постель не было.

Эванджелина вспыхнула, выпрямилась и покачала головой.