Трудно быть бесом

Петров-Бодкин достал из кармашка записную книжку, ручку и запечатлел навеянную мультиком мысль: «Безусловно, феномен Жопы выводит проблему смысла жизни на новый уровень постижения. Акцент четко переносится с категории „цель“ на императив „ценность“. Глядя в ночное небо, полное звезд, начинаешь понимать, что ценность человеческой жопы сопоставима с неизмеримостью и бесконечностью великого Космоса. Ограничивать эту ценность любыми моральными и интеллектуальными целями, как поступали прежние поколения людей, не знавшие Жопы, значит отрицать саму жизнь, возникшую именно как самодостаточная ценность, а не как повисающая в пустоте цель. Разве у Космоса есть цель, кроме расширения самого себя в бескрайности? Подобно этому, единственная цель Жопы, перерастающая в абсолютную ценность, — заполнить собой эту космическую бескрайность. То есть заменить Космос собою».

«Ни в одном вопросе, — размышлял Дульзибал, — люди не могут проявить столько фантазии, как в вопросе о Жопе. Это абсолютная свобода самовыражения. Та свобода, которой мы учили их веками и наконец выучили. Я увенчал последним камнем эту пирамиду совершенной свободы, совершенного удовольствия, приносимого жопой.

Зачем им звезды, далекие миры, машины времени и прочая ерунда? Зачем им, кстати, Небо? Если собственная жопа доставляет столько новых волнующих впечатлений.

И как они полюбили Жопу! Какую сверхприбыль она дает им! Сколько разных долдонов оттачивают на Жопе свой интеллект и остроумие! Сколько радости приносит творчество в соавторстве с Жопой!..»

В выходной день Петров-Бодкин собирался посетить наконец выставку художников нового, стремительно развивающегося направления жоп-арт. Но накануне случайным образом у него оказался билет на концерт «Поющих жоп». Популярность этой группы уже можно было сравнивать со славой «Битлз» в первые годы существования знаменитого квартета. Упустить прекрасную возможность наполнить свою книгу яркими примерами неистового поклонения Жопе было бы не только неразумно, но и нечестно по отношению к будущим читателям. Почти что безнравственно. Полнота освещения и анализа всякого культурного феномена — долг журналиста.

Визитной карточкой пятерки «Поющих жоп» было то, что они никогда не показывались зрителям лицом и все номера исполняли спиной к публике. Точнее, жопой. Пять великолепных, одна к одной, эффектно обнаженных, живописных, подтянутых, обожаемых жоп одинаково сводили с ума мальчиков и девочек, подростков и полусотлетних, бедных и богатых, циников и романтиков. О чем они пели, было не суть важно. Для обожателей слова являлись необязательным гарниром в этом остроприправленном блюде. Приправой же была возможность ощутить причастность к славе Жопы и к загадке Жопы, которую подспудно ощущали все, но высказать не мог никто. Эта загадочность сближала Жопу с таинственными явлениями мира, ответственность за которые возлагается обычно на Бога. И поскольку прежний Бог просвещенным человечеством давно развенчан и отвергнут, Жопа должна была стать богом.

Она им и стала. С потрясающей отчетливостью Петров-Бодкин осознал этот факт, когда многотысячная толпа решительно прянула к сцене, откуда с ними говорила Жопа в лице (если здесь уместно это слово) пятерки «Поющих». Сопротивляться этому религиозно-экстатическому порыву толпы было невозможно, переть против — немыслимо. Волна возбужденной человеческой плоти подхватила журналиста и понесла вперед. Еще какое-то время он мог внятно мыслить и воспринимать происходящее. Бесконечное множество протянутых к богу просящих жадных рук, вой и визг тысяч требовательных глоток, жаркая, душащая теснота сплоченных в едином желании тел, ликующая свалка на сцене. Такова участь богов, мелькнуло напоследок у него в голове, — быть вечно раздираемыми в клочья, которые потом станут фетишами.

Очнулся он на больничной койке. Были сломаны два ребра, и половина головы горела, как в аду. Один глаз заплыл совершенно и ничего не видел. Не обращая на все это внимания, журналист слабым голосом попросил листок бумаги и ручку. Дрожащей рукой он сохранил для вечности мысль о том, что в мир пришел новый Мессия.

Позже, месяца через два после больницы, Петров-Бодкин узнал имя Мессии.

Чтобы попасть в число Его особо приближенных учеников (точнее, учеников Его учеников), пришлось продать старую дачу и еще влезть в долги. Но он не жалел об этом. Храм Откровения Жопы Святого Макса сулил гораздо больше, чем деньги.

Поначалу он считал это просто религиозно-философской системой, чем-то вроде эзотерической практики тантризма, раскрывающей психофизические возможности человека. Однако вскоре совершенно уверовал в Жопу и более не сравнивал ее ни с чем другим на свете.