Трудно быть добрым. Истории вещей, людей и зверей

Сидящая на полу девочка тянет на себя нижний ящик шкафа. Он поддаётся. Открываются аккуратные стопки ткани, коробочки, пакетики, свёрточки… Ящик с грохотом падает на пол. Оглушительно орёт ребёнок – в комнату входит военный в шинели, с костылём, поднимает ребёнка. Девочка заходится от плача. Вбегает жена с кастрюлькой в руке. Мужчина опускает девочку на пол, обнимает жену. Кастрюлька повисает в руке, каша выплёскивается, течёт крупными мутными струями по зеркалу.

Руки заворачивают медаль в папиросную бумагу и кладут в шкатулку. Шкатулку – в шкаф.

Жена гладит белый халат, вешает его на плечики – и в шкаф.

На столе, отражённом в зеркальной створке шкафа, – пирог с тремя свечами. Девочка сидит на высоком стуле, нарядная, с пышным бантом. Мать вынимает из шкафа коробку, из коробки – куклу.

Стрекочет швейная машинка – подпрыгивает в такт зеркало вместе с отражением комнаты. Из шкафа, туго набитого вещами, достают белый свёрток. Распарывают простыню. Шуба вываливает свои толстые рукава и переходит к новой владелице. Посетительница с шубой уходит. За столом муж и жена – перед ними пачка денег. Жена встаёт – убирает деньги в шкатулку, шкатулку в шкаф. Видно, что она беременна.

А в зеркале криво отражается часть голландской печки[11], огонь из распахнутой дверцы. Шкаф делит собой комнату надвое. В одной из половин – две детские кроватки. Женщина вбивает гвоздь в стену рядом со шкафом. Промахивается. На боковине шкафа остаётся круглый шрам от молотка. Женщина протягивает верёвку, вешает на неё пелёнки.

За шкафом, приблизив лицо к зеркалу, девочка криво обрезает себе чёлку. Пряди падают на пол. Девочка их подбирает, повязывает голову косынкой и прячется в шкаф. Сидя на дне шкафа, между платьями, засыпает.

Женские руки вынимают из шкафа стопку продовольственных карточек, аккуратно разрезают их на квадраты, часть убирают обратно. Рядом с карточками – полфлакона парижских духов L’Origan Coty.

Отражение в зеркале качнулось и упало. Мелькают белые халаты. На носилках выносят жену. Муж рядом. Семилетняя девочка стоит перед зеркалом. Рядом малыш, она повязывает ему шарф.

Снова появляется в зеркале лицо хозяйки дома – она острижена наголо, под машинку. Рядом муж – кладёт ей руку на голову. Она утыкается ему лицом в грудь. Плачет.

В зеркале отражается горящая спиртовка. Что-то кипятится. Пар поднимается и оседает капельками на стекле. У девочки повязано горло. Она прижимается лбом к стеклу – всё вокруг делается воспалённо-красным, шкаф из розово-рыжего становится багровым и расплывчатым.

Девочка подросла – примеряет мамино платье, надевает туфли на высоких каблуках. Скручивает полотенце толстым жгутом и засовывает за пазуху. Из-под кровати выглядывает мальчишеская рожа. Мальчик передразнивает сестру. Разъярённая девочка схватывается с братом – он увёртывается. Она швыряет в него чернильницей. Удар о стекло – чернила потекли на деревянную панель. На зеркале – круглая выбоина.

Мать гладит белый халат. Вешает его в шкаф. В шкафу просторно и почти пусто – всего несколько платьев.

Отец с газетой в руках сидит за столом. В зеркале отражается его ссутулившаяся спина и половина газетного листа с портретом вождя…

Мальчик аккуратно свинчивает с нижнего ящика шкафа бронзовый замок. Свинченный замок привязывает к леске. На месте бронзового замка появляется подменный, железный…

Из шкафа вынимают всё – растёт гора коробок, коробочек, узлов. Стопки белья, старинные кружевные панталоны, перья… коробочки с пуговицами, кнопками, крючками, застёжками, пузырьками… И всё аккуратно сложено, подписано.

Шкаф пуст – только на одной полке последнее, что осталось: папка с документами и фотографиями, каждая в отдельной папиросной бумажке.

Мебель и коробки грузят в фургон, а шкаф не входит под брезентовую крышу фургона. Его кладут плашмя на телегу, а доктор идёт с возчиком к воротам сада, чтобы открыть их.

Выехал фургон, выехала телега, дрогнув зеркальным телом шкафа, и позади остался пустой распахнутый дом, полувырубленный сад и остатки Петровского парка.

В зеркале отражается новый стадион «Динамо» и толпа бегущих пионеров. Золотые буквы «Москва» и огромный Маяковский, читающий огромным голосом над стадионом: «Возьмём винтовки новые, на штык флажки!..»

Мимо. К Тверской заставе, через Ленинградское шоссе, по Большой Тверской, уже улице Горького, к старой Триумфальной арке, поворот на Садовую-Кудринскую, через Бульварное кольцо, в Ермолаевский переулок… А зеркало словно сошло с ума – отражения в нём расплываются, одно вылезает из-под другого, и появляются всё новые, всё более старые, как тайнопись под современным письмом…

Ермолаевский переулок. Выгружают мебель, стаскивают шкаф с телеги, вносят на второй этаж, разворачивают, тянут, царапают… Отбивают кусок фанеровки. Мать бережно подбирает отщепившийся кусок.

Застолье. Зеркало теперь переглядывается с трельяжем. Они стоят друг против друга. Приехал отец хозяйки, господин Гусинский, старенький ссохшийся человек в полотняном костюме и вышитой рубашке.