Трудно быть феей. Адская крёстная

Воины городские, на секунду запнувшись, сильнее ворота толкать принялись, услыхав возглас громогласный. Ждан I Неотразимый, в последний раз глянув в сторону столицы, выдохнул коротко, удостоверившись: заперли столицу, по стенам позиции заняли, — и медленно повернулся навстречу бывшей жене и возлюбленной.

Амбрелла в санях стояла равнодушно царя разглядывая, глаз не отводя. Стылый взгляд Эллочки, еще недавно огнем зеленым пылавший, отливал серебром и пугал до косточек. У Ждана пальцы на ногах заледенели и сердце будто кто в кулак зажал. Резкой болью окатило грудь, царь покачнулся и едва не упал. Но Сириус плечо подставил, друга поддерживая.

— И тебе по здорову, любушка, — прохрипел Ждан, выпрямляясь. — Давно не виделись, а приходил в гости — не пустила меня…

— В гости, говоришь? — едва Амбреллла из саней на землю ступила, колыхнулся наст белый, поднялись вихри у ног королевы.

Глянули Ждан с Сириусом, а то и не поземка вовсе, а морды змеиные квадратные. Языками острыми шарят вокруг себя, ищут и не находят. Погладила фея по загривкам белым тварей своих, и заскользили они, не торопясь, в сторону мужчин растерянных. Доползли и кинулись. Да не тут-то было: стена, что волка к царевне не пустила, никуда не делась. Тут симуран и осознал: не Амбрелла преграду поставила, к ведунье не пуская. А коргоруша защиту от заколдованной королевы сотворил.

Друзья дух перевели, переглянулись, и на Амбреллу уставились. Улыбка ярости исказила лицо Амбреллы, которая никак понять не могла: отчего слуги верные никак двоих человечков не сомнут, змеиной хваткой не сожмут, чтоб не дергались. Догадалась только когда вслед за змеями подняла из сугроба медведя белого. Встал косолапый, заревел и пошёл в атаку. Стену пробить не сумел, но следы от когтей оставил. Зарычал от злости голосом женским и осыпался снегом подле круга защитного.

Ждан и Сириус выдохнули было, да беда пришла, откуда не ждали. Содрогнулась земля позади, оглянулись воины и обнаружили коргорушу, едва дышащего. Силы кота верного иссякли. За всю свою жизнь не магичил столько верный друг и помощник домового. Тяжело дыша, прикрыв глаза, коловерша упрямо пытался подняться, последние остатки силы отдавая стене невидимой.

Змеи встрепенулись, атаки свои усилили. Но вдруг ни с того, ни сего отпрянули и улеглись поодаль, на жертв непойманных поглядывая. Мужчины оглянулись и поднялись с колен, оставив кота на снегу лежать. Амбрелла, прихватив Дубовода Семидневича, в руках которого плетками извивалась пурга с вьюгой, неторопливо двинулась в их сторону.

— Мур-ры-мр-яу, — раздалось за спинами.

— Что? — не оборачиваясь, переспросил волк.

— Пламау-у-ур-р, — повторил коргоруша, и до Ждана вдруг дошло.

— Огниво с собой? — прошептал он Сириусу.

Волк торопливо по карманам захлопал, достал кресало и растерянно оглянулся: вокруг не былинки, не травинки, не деревца — поджтгать нечего. Надежда, искрой вспыхнувшая в душах, погасла, не разгоревшись. Но упрямства друзьям было не занимать. Сириус скинул с плеч куртку зимнюю, кинул на снег, чиркнул, огонь добывая. Затлела шкура.

— Кр-ру-у-хы-х, — прохрипел кот укоризненное.

Ждан, не сводя глаз с королевы, медленно по полю в их сторону плывущую, стянул с плеч кафтан, а потом и рубаху, холода не замечая, искромсал ножом на лоскуты и принялся в узлы полоски связывать и сооружать преграду вокруг троих. Когда ткань закончилась, Сириус тоже сорочку снял, продолжая в дохе своей огонь раздувать.

Десятка два шагов оставалось до загнанных в ловушку защитников града стольного, когда вспыхнуло пламя робкое, царь закончил круг вязать, а волк осторожно огонек на связку перенес, оберег оживляя.

— Милый мой, иди ко мне, — протягивая руки к Ждану, позвала Амбрелла. — Я так соскучилась.

ГЛАВА 28 и последняя. И вспыхнет пламя…

Неживой голос прошелестел по округе, вызвав приступ паники у животных в городе. Воины на стене застыли в панике, заметались в поисках неведомой опасности, потом и вовсе кинулись вниз на поиски супружниц и невест. Едва сотники народ остановить сумели, велев каждому заткнуть уши, чем придется, чтобы не слышать странный зов. Тоска неизбывная такой силы звучала в каждом звуке, что перед глазами мало-мальски влюбленных картины страшные вставали и хотелось бежать домой, чтобы успеть спасти кровиночку или любушку от беды неминуемой.

— Да-а-нушка-а-а-а! — вновь с тоскою ласковой затянула Амбрелла. — Ну что же ты, иди ко мне, зябко мне. Милый мой, холодно без тебя. Иди ко мне, любимый мой… — фея печально улыбнулась, обняла себя за плечи, и заплакала.

Крупный слёзы прозрачными льдинками катились по щекам бледным и падали на снег крупным жемчугом. Сердце у Ждана защемило от отчаянья, потянулась душа к любимой. Чары гребешковые, коим кудри государевы долго не причесывали, силу теряли с каждой минутой. Память истинная пробуждалась, в голове события путались. Показалось государю, что и не было тех лет одиночества, что проживал он в маете непонятной. Все к лесу рвался, а сворачивал в другие края. Да и он ли сворачивал? Или его возвращали?