Трудно быть феей. Адская крёстная

Вода же с королевского лесного стола напоминала самое драгоценное вино из далеких восточных заморских стран, что стоило на вес золота. Да что там, стократ лучше и вкуснее! Но ни хмеля в поданном напитке, ни добавок принц не ощутил. Чистейшая как слеза младенца, ледяная, как утро высоко в горах, сбивающая хмель почище снадобья, которым потчевал его по утрам после приемов королевский лекарь, безупречно свежая, как родниковые струи, и сладкая нежной сладостью первого поцелуя любви.

Принц выхлебал целый бокал и попросил еще.

— Так чем я могу помочь, леди Амбрелла? — откидываясь на спинку кресла, вертя в руках наполненный водой кубок, умиротворенно поинтересовался Ждан. — Как я понял, лешие ваши не просто так меня крутили-водили по лесу.

Незаметное облачко пробежало по лицу королевы Вечного леса, но, безмятежно улыбнувшись и отпив вина, она бросила Чоморе:

— Ну, вот видишь, а ты говорила, глуп. А он не так прост, как кажется с первого взгляда, — и ласково улыбнулась принцу, глядя нежно в синие глаза.

Старуха фыркнула, щелкнула пальцами — и на полянке снова засуетились слуги-звери, убирая блюда и заставляя тарелками с неведомыми сладостями маленький столик, возникший как из-под земли вместо обеденного стола.

— Попробуй кофе со вкусом лесных трав, после медовухи очень бодрит, — предложила королева, накладывая себе на блюдце маленьких пирожных, похожих на крупные лесные цветы.

Сладости были сделаны столь искусно, что пока принц не откусил кусочек, ему казалось, что вокруг не еда, а настоящие цветы, листья, шишки и желуди. Прикрыв глаза от восторга, Ждан на пять минут выпал из реальности, совсем позабыв про собственный вопрос. И едва не пролил кофе, когда услышал нежный голосок королевы Вечного леса.

— Помощь нам нужна, добрый молодец, — молвила королева, заглядывая в самое сердце принцу.

Забыв обо всем на свете, Ждан отставил блюдце и кофейную чашку, и, как зачарованный, вновь вгляделся в прелестное женское лицо. Щечки Амбреллы слегка зарумянились, в очах плескалось ожидание чего-то волшебного, царственные изящные пальчики теребили оборку из живых цветов на глубоком вырезе декольте. Сорванные лепестки планировали к земле, в воздухе превращаясь в маленьких пчелок. Алые губки феи сложились в печальную улыбку.

За один только ее огорченный вздох готов был принц сию минуту уничтожить любого, кого ни попросит королева. В мыслях Ждан уже сражался с драконами, рубил головы чудищам лесным или заморским и бросал поверженных врагов к ногам прелестной возлюбленной. Да-да, именно так, и на меньшее наследник был не согласен.

Странная штука — любовь. Двадцать пять лет прожил Ждан на белом свете, познал дам много и разных. Но ни она не тронула королевское сердце, не запала в венценосную душу. А вот, поди ж ты, зацепило его неведомое существо из волшебного леса с первого взгляда, а точнее, с первого взмаха изумрудно-прозрачных крылышек. Любовь тонкой золотой иголкой впервые проткнула сердце наследника и теперь шуровала там вовсю, крепкой ниточкой страсти и желания привязывая все крепче принцеву душу к королеве Вечного леса.

— Все, что угодно, моя королева, — жадно ловя взор феи, прошептал Ждан, и для убедительности прижал руки к своему сердцу, что тяжело ухало в груди.

— Ах — взмахнула Амбрелла длинными ресницами и словно золотая пыльца слетела с их кончиков и разнеслась в стороны светлячками. — Помоги мне, мой принц. Спаси лес от зла.

— Кто обидел мою королеву?! — грозно рыкнул Ждан, не сводя с неё горящего взгляда. — Не сносить ему головы!

— Кто-кто, да уж не конь в пальто! — не выдержав накала страстей, громко фыркнула Чомора. — Соловей-разбойник, будь он не ладен!

ГЛАВА 2. Соловей-разбойник и Горынья Змеевна

Соловей-разбойник — для любимой жены Солушка, а для близких друзей Сол — возлежал в гнезде, что соорудил по старой памяти на семи дубах Вечного леса, аккурат возле подножья горы Живун. Листал книжицу со сказами о себе, злодеюшке, бороду пощипывал да слегка посвистывал. Так, чтоб ветерок понимался, да обвевал, от жары спасая. Тоскливо было на душе у Соловья: столько лет с женой своей разлюбезной душу в душу жили, трех деток нарожали и на тебе, из терема выгнала. Да не просто так, а с вещами со всеми. И ладно б в сундуки-мешки уложила и в сенцах поставила. Помирились когда, сам бы в палаты занес. Так нет же: на глазах у всей челяди вышвыривала кафтаны-штаны с рубахами из окон супружеской опочивальни, губы поджав и яростно глазами сверкая.

«Лучше б орала да кляла, — протяжно вздохнул Соловей, переворачивая страницу. — Так бы твердо знал: поорет и перебеситься, оттает — домой пустит. А тут… Э-э-х!»