Трудно быть сержантом

— И я, можно считать, все прошел. Вряд ли ко мне придерутся в этой самой барокамере. Ведь сержант Кинг научил меня, как нужно себя держать, — значит, полный порядок!

Мы еще долго толковали о наших делах, и теперь я, как и Бен горел желанием быть стрелком. Тем более, что он так интересно рассказывал об авиации, что у меня дух захватывало.

После обеда мы отправились на испытания в барокамере. По дороге Бен доказывал мне, что авиация во многих отношениях ничуть не хуже пехоты.

— Ты сам подумай, — убеждал меня Бен, — если летчика ранит в самолете, он падает с высоты девяти километров, шутка ли? Кроме того, самолет может взорваться в воздухе, а иногда летчики гибнут просто от недостатка кислорода. Об этом капитан говорил на лекции, помнишь? Летчика всегда подстерегает масса неожиданностей и большая опасность. Поэтому в последнюю войну был, знаешь, ка-кой порядок в авиации? За каждые пять вылетов давали "Авиационную медаль", а за тридцать полагалось… как ты думаешь, что?

— И говорить нечего, — ответил я.

— Вот именно, черт побери! За тридцать вылетов награждали крестом "За летные боевые заслуги". Вот честное слово! И правильно делали, Уилл, ведь служить в авиации не шутка. В общем, одну медаль получаешь за пять вылетов, потом делаешь еще тридцать и получаешь по крайней мере четыре медали а крест, значит, целых пять наград. А если тебя, скажем, ранят или случится еще что-нибудь" то ты наверняка получаешь еще хотя бы медаль. Да и просто за участие в военных действиях могут наградить. Ну, как?

— Колоссально, — сказал я.

— Еще бы, — согласился Бен. — Мне кажется, получить награду в авиации гораздо легче, чем, скажем, в пехоте или в других родах войск. Ну, взять хотя бы, к примеру, моего прадеда. Старик воевал еще вместе со Стоунуоллом Джексоном, а сражений тогда было-не перечесть. Деда четыре раза ранило, один раз очень серьезно в голову, и оторвало ногу. И что же, ты думаешь, он за это получил? Одну паршивую медалишку! Теперь порядки в армии уже не те. Теперь дают медаль даже за выполнение устава, и знаешь, Уилл, если мы станем воздушными стрелками, мы, брат, столько медалей получим!

Тут я размечтался вслух о нашем будущем и говорил до тех пор, пока мы, наконец, не пришли к этой самой барокамере. Нас провели к какой-то кабинке, похожей на кабину тепловоза, объяснили, что делать, выдали маски, заперли и «подняли» на высоту примерно двух километров. У нас с Беном не появилось никаких признаков недостатка кислорода. Тогда нас «подняли» на шесть километров, и мы услышали голос по телефону:

— Теперь снимите маски и не надевайте, пока не почувствуете головокружение. Каждый наблюдает за своим соседом. Как только заметите, что ему плохо, заставьте надеть маску.

Мы с Беном сняли маски и некоторое время чувствовали себя нормально, потом появилось легкое головокружение. Бен очень скоро сильно побледнел. У меня тоже сильно закружилась голова и начали синеть ногти. Бен сидел и глупо улыбался во весь рот: он решил продержаться без маски дольше всех. Потом мне показалось, что он велел мне надеть маску, и я хотел заставить его сделать то же, но язык у меня стал заплетаться, и я едва выдавил из себя:

— Ты надень, надень… белый…

Бен кивнул и ответил:

— Медаль… воздушный стрелок…

Я опять пробормотал ему что-то вроде:

— Надень… синий…

А Бен снова кивнул головой и оказал:

— Конечно.

Мне показалось, что мы беседовали таким образам очень долго. Дальше я запомнил, как, над нами склонились какие-то парни, один из них натягивал на Бена маску и говорил:

— Дайте ему чистого кислороду- в минуту отойдет.

В общем, на этот раз мы легко отделались, нас даже «подняли» на семь с половиной километров, и мы чувствовали себя отлично, когда нас «спустили» на землю. Правда, на лице у Бена остались следы от маски, а волосы торчали в разные стороны. Когда мы выходили из кабины, он сказал:

— Ну, пожалуй, все в порядке, Уилл. Теперь будут проверять зрение, а испытание мы выдержали.

Но в это самое время какой-то парень просунул голову в дверь и сказал:

— Эй, вы оба давайте сюда. Вас хочет видеть лейтенант. Разве вы не были на лекции сегодня утром?

— Значит, мы не прошли? — спросил Бен и глаза у него стали круглые.

— Да, чуть было не отошли… на тот свет, — сказал парень. Он засмеялся и добавил:

— Чуть-чуть не отошли, вот, до чего дошли. — Хихикая, он повторил эту фразу несколько раз, но Бен даже не улыбнулся, он был очень бледен. Тогда парень перестал подшучивать над нами и сказал:

— Ну, идем, я узнаю, будет ли лейтенант говорить с вами об этом.

Он провел нас через коридор, велел подождать у двери, а сам пошел доложить о нас лейтенанту. Бен сидел удрученный, и я чувствовал себя не лучше: ведь мы наверняка провалились на испытаниях в барокамере.

Предавшись невеселым размышлениям, я как-то невзначай заглянул в комнату, у дверей которой мы сидели, и вижу негр! Вот тебе ненастоящий ниггер! С тех пор как я уехал из дому, мне почти не приходилось встречать негров. Я повернулся к Бену и зашептал:

— Бен, глянь-ка — негр!

Но в это время появился парень и сказал, что лейтенант вызывает нас.