Трудно отпускает Антарктида

Семенов выключил свет и лег в постель.

Так закончился на станции Лазарев первый день второй зимовки.

Филатов

Моя вахта от нуля до четырех утра – повезло, все равно на станции никто не спит, кроме Нетудыхаты. У Вани с Пуховым соревнование, кто кого перехрапит: такие рулады выдают – что тебе Магомаев! Груздев до того озверел, что среди ночи со спальным мешком удрал досыпать в камбуз. Досыпать – это так говорится, нынешней ночью по станции лунатики шастают.

Сидел я за стеклянной перегородкой, полный жизни и веселья, и думал об окружающей меня действительности. А была она так прекрасна и удивительна, что хоть пой пионерские песни. Разве что дизелек наш пыхтит без энтузиазма – в годах дизелек, пенсионного возраста, не ожидал небось, что снова призовут на действительную. Если больничный листок возьмет – запасного-то нет! Не предусмотрено планом, что люди в этой преисподней зимовать будут, значит, и запасной дизель не предусмотрен. Морозы на Лазареве, конечно, не те, что на Востоке, но и, прямо скажем, посильнее, чем в Сочи. И ветерок такой бывает, что голову не высунешь – отвинтит…

Заснуть бы на эти полгода! Что я здесь делать буду – полгода? Целых полгода сыреть в этой дыре, по сто раз на дню видеть Дугина, хоть белугой реви: «За что?» Лев Николаич Толстой, светлый гений, спрашивал: «Много ли человеку надо?» Мне – совсем почти что ничего! Отзимовал я, заработал свои деньги и хочу одного: дайте мне пожить не медвежьей, а людской жизнью. Ну, лес, грибы, рыбалка, на месяцок в Гагру с Надей, если она дожидается… Много я прошу, что ли? Другим все это само в руки падает, как туземцу кокосовый орех, а я ведь мерз, как собака, вкалывал, как вол, сколько раз чуть сандалии не откидывал! Так нет, на роду написано: невезучий ты, Филатов, человек – и баста. А зачем человеку воздух коптить, если он невезучий? Саша говорит: а ты усмотри себе в жизни мечту и тянись к ней. Может, это и есть главная мудрость нашей быстротекущей жизни, но если, черт меня побери, я никак не могу ее усмотреть, эту мечту? Женька Дугин – тот усмотрел: прозимует последний разок, купит дачу, машину, женится, нарожает маленьких Дугиных и будет по вечерам смотреть телевизор в свое удовольствие. Такая мечта, дорогой док, меня вдохновляет, как манная каша: на материке мотаться от дачи до родильного дома…

На огонек зашел Костя Томилин.

– Здравствуйте, товарищ вахтенный механик. Как настроение, боевой дух?

– Пошел ты…

– Ясно, Веня. Мальчик хочет домой, мальчик истосковался по жигулевскому и любви.

– Трепло. Находка для шпиона.

Костя зверски зевнул, присел на табуретку. Парень он гвоздь, хотя тоже из семеновских любимчиков. Но говорить с ним можно о чем хочешь, ни чужих, ни своих секретов Костя не продаст. И кореш надежный и радист – один на сто, будь я начальником – сам бы его за собой таскал.

– Ты ж на вахте, – напомнил я.

– Магнитная буря, эфир взбесился. – Костя снова зевнул, с завыванием. – Ладно, Веня, дома отоспимся. Подумаешь, год! Оглянуться не успеешь. Вот какой я себе план наметил, Вениамин Григорьич. Как только вернусь домой, первым делом в баньку, к дяде Семе, чтоб он из меня всю эту стужу выжал. Потом в пивбар, чешское под рачков и скумбрию. А потом… Прости меня, благоверная, душа трепещет, давай поиграем в любовь и дружбу! Эх! Сам завидую…

– Знаешь, что бы тебе сказал Пухов?

– Догадываюсь.

– «Как не стыдно, товарищ Томилин, нести жеребятину, вы же интеллигентный человек, классику читаете!»

Костя засмеялся.

– Точно, он и на Большой земле будет спать в обнимку со своим радикулитом! Ну, твоя очередь, что будешь через год делать?

– У тебя, Костя, нет взлета фантазии. Банька, пиво, скумбрия… Нам с Пуховым стыдно за вас, товарищ Томилин. Я в Гагру поеду. Домик там есть на горушке, протянешь из окна клешню – мандарины, желтенькие, кругленькие… Арчил Шалвович Куртеладзе – хозяин, старый мудрый джигит. Только, говорит, дай телеграмму – будет тебе, Веня, комната с видом на море, виноград и шашлык от пуза, девочки с голубыми глазами… Вот это жизнь!

– А ты в зеркало на себя давно не смотрел? Фотокарточкой для голубых глаз не вышел.

– Темный ты человек, Костя. Для ихней сестры не фотокарточка самое главное.

– А что?

– Ты не поймешь, образования не хватит. Главное для них, товарищ Томилин, – это шарм… Легок на помине!

– Вы обо мне? – Пухов присел, вздохнул. – Не спится… В мои годы сон вообще проблема, а тут еще такое…

– Принесло нытика… – Костя вполголоса выругался.

– Кроссворд от нечего делать решаю, – поведал Пухов. – Веня, тут по вашей части: «деталь дизеля», восемь букв, третья «р».

– Где это кроссворд неразгаданный нашли?

– Я старые резинкой подчищаю. Так что бы это могло быть?

– Форсунка, наверное.

– Фор-сун-ка, – Пухов чмокнул губами. – Подходит. Спасибо, Веня.

– Еще что-нибудь?

– Ну, если вы так добры… «Частиковая рыба» не получается, шесть букв, пятая «д».

– Сельдь не подойдет?

– Минуточку… Отличнейшим образом! Премного благодарен. Вот и разгадан этот дурацкий кроссворд… Что теперь делать?

– Спать, Евгений Палыч, а там видно будет.